Утопленница и игрок. Марина Кельберер

погоди, я тебе сейчас все скажу, Леша»!

      И начала хамить сама.

      – Спасибо, конечно, тебе, Леш за… теплые слова и за… заботу. Не ожидала прямо от тебя… такой тонкости… чувств. Но ты сильно-то, Леш, не переживай за меня. Не убивайся так. Нет к этому оснований – особенно у тебя, Леш, поверь мне!..

      – Мань, ты не права… Ты…

      – Я, Леш, – твердо перебила на сей раз его Маня, – позволю себе кое-что тебе напомнить. И объяснить. Исключительно из человеколюбия и хорошего отношения к тебе – чтоб ты так не страдал – из-за меня. И не мучался, – достаточно высокопарно и назидательно начала Маня. – Милый Лешенька, целые, долгие две недели я мыла тебе, помимо прочего, причинные места – и спереди и сзади. Вытирала… попу и промывала. Везде залазила – во все места. Выносила за тобой… горшки. Как «мать Тереза». – Маня сделала паузу, красноречиво уставившись на «плейбоя» за тортом – тот сидел с безмятежным видом и постукивал по столу чайной ложечкой, которая, в его ручище, напоминала скорее игрушечную, из детского набора. – Такой расклад, Леш – надеюсь, ты сам понимаешь, а мужик умный и тертый!.. – мало способствует… романтическим чувствам.

      – Мань…

      – То есть. – совсем не способствует, Леш, прямо скажем!.. Тут не до романтики. Скорее – наоборот. Согласись, Леш – довольно трудно влюбиться… после… Короче, нереально, Леш – в принципе.

      – Мань…

      – Так что, Леш – успокойся. Расслабься. И не волнуйся за меня… насчет себя.

      Расставив, таким образом, все точки над «i» – раз и навсегда, Маня сочла тему исчерпанной и разговор законченным. Она встала и спокойно начала собирать со стола посуду.

      – И опять скажу – вот ты какая, Мань!.. Безжалостная. И бездушная. Вот оно, Мань – твое истинное лицо. А как же на фронте, Мань, а? – подал совершенно неожиданную реплику «плейбой на отдыхе».

      – Что?!.. – Маня, которая, придерживая подбородком, понесла посуду на веранду, чуть ее не рассыпала.

      Стало ясно – смутить или сбить этого «кабана» дело тухлое. Безнадежное. Любая попытка обречена на провал. Бесполезно и пробовать.

      – На войне, говорю, Мань… Ты там ничего не уронила?

      Маня на веранде с грохотом сгрузила чашки и тарелки, ловя их практически на лету.

      – Медсестрички на фронте, Мань, после боя, тащили на себе раненных бойцов – или то, что от них оставалось – в любом виде, Мань!.. – лечили-выхаживали, мыли-обмывали, с суднами бегали, слезами их раны обливали. Горючими, Мань, бабьими слезами, и все – от любви.

      Маня принесла влажную тряпку, смахнула крошки и стала оттирать клеенку.

      – Да. От любви. Влюблялись страшно, и замуж за них, родимых, стремились изо всех своих женских сил. За этих бойцов, в смысле – или за то, что от них, от бойцов, оставалось после боя. Без рук, без ног, Мань, культя так культя!.. Вот так-то, Мань. А ты говоришь!..

      Завершив свою нравоучительную тираду, Леша пафосно вздохнул и услужливо приподнял свою тарелочку, чтобы Маня могла под ней протереть. Тарелочку, с последним, очень маленьким куском торта, Леша заботливо