Дни, когда я плакала. Джоя Гоффни

это замечает, тут же меняясь в лице.

      – Что не так? – Он берет меня за стопы и двигается вперед. Наклоняется, обхватив руками мои голени.

      Нам нравится играть в «вперед-назад», когда я толкаю его носочками в грудь, а он своей грудью давит мне на стопы. Он говорит, для меня это хороший способ потренировать икры, в то время как он может разминать свои бедра. В конце концов, он же играет в футбол, и по его телу это заметно.

      Мне нет нужды разрабатывать свои икры – я ненавижу футбол, но от этой игры мне всегда становится как-то легче.

      – Мои родители снова взялись за старое, – говорю я, теряясь в мягкости и тепле его футболки, твердости его груди под ней.

      – Что на этот раз?

      – Да как обычно! – Мне не хочется рассказывать ему о Картере. – Папа никогда не признает, что он не прав, но, очевидно, крики мамы на него не действуют.

      – Пусть лучше кричат. – Он поднимает взгляд, в его голубых глазах отражается солнце. Его родители не ссорятся или, вернее сказать, ссорятся молча. И в их молчании столько же напряжения, сколько в ругани моих родителей, если даже не больше. – Вот если они перестанут ругаться, тогда тебе стоит начать беспокоиться. – Он грустно улыбается.

      – Беспокоиться о чем?

      – О разводе.

      Я давлю пальцами ног ему в грудь, упираясь пятками в батут.

      – Твои родители…

      Он качает головой, из-за чего волосы падают ему на лоб, а потом пропускает сквозь них пальцы, возвращая на место.

      – Не раньше чем я уеду.

      – Откуда ты знаешь?

      – Я слышал, как они разговаривали об этом, не зная, что я рядом.

      Я расслабляю икры, позволяя весу его груди надавить на подушечки под моими пальцами.

      – Мне жаль, Мэтт.

      Он пожимает плечами.

      – Наверно, это отстой, но меня здесь не будет, так что я не увижу, как всё это произойдет.

      – А что будет, когда ты вернешься домой на День благодарения или рождественские каникулы?

      Он сдвигает брови.

      – Об этом я не подумал, – он встречается со мной взглядом, нахмурившись, – спасибо, Куиннли.

      Я смеюсь.

      – Прости!

      – Вот что называется «разрушить планы на будущее»! – он тоже смеется.

      Я поднимаю лицо к небу.

      – Они будут чувствовать себя насколько виноватыми, что ты получишь подарки к Рождеству в двойном объеме, а еще двойной ужин на День благодарения.

      – У меня дома это так не работает. Подарки к Рождеству прекратились, когда мне было лет четырнадцать.

      – Да ладно? – рассеянно спрашиваю я. Небо такое голубое и пустое. Я делаю глубокий вдох. Воздух одинаково жаркий, когда влетает в мои ноздри и вылетает из них.

      – У нас ведь нет колумбийских денег, – дразнит он.

      Я цепенею, опуская глаза.

      – Или лучше сказать, у нас нет денег на совершенно новый «Мерседес» в качестве подарка.

      Я сгораю со стыда, сгибаясь под тяжестью вины.

      – Боже, лучше бы они этого не делали.

      – Тебе не нравятся «мерсы»? –