Дни, когда я плакала. Джоя Гоффни

он недотягивает до стандартов Колумбийского университета, но… ты ведь тоже.

      Упс! Да, это правда, но… Черт!

      – Это было жестоко.

      – Прости, но ты сама напросилась. Дай Хьюстону шанс. Кто знает? Может, тебе там понравится даже больше, чем в Колумбийском университете.

      Я кривлю рот. Может, он и прав. Кампус Колумбийского университета меня всегда немного пугал – с его престижем и тем, как много он значил для родителей. А вдруг в кампусе Хьюстонского университета я буду чувствовать себя как дома?

      Глава 8

      Если мой дневник у Картера, то он знает…

      Мы доезжаем до дома Одена во Флюгервиле, совсем рядом с Остином. На подъездной дорожке припаркованы два «Ниссана Верса» – один черный, Одена, а второй белый. Я паркуюсь на обочине и вижу в окно идеальный двор с кормушками для птиц и розовыми кустами вдоль ограды.

      Когда мы подходим к дому, дверь открывается и Оден торопливо сбегает по ступенькам.

      – Послушайте, ребята, мне нужно предупредить вас насчет моей мамы.

      Картер тут же спрашивает:

      – Ей не нравятся темнокожие?

      Забавно – у меня в голове возникла та же мысль.

      Оден качает головой.

      – Нет, она любит темнокожих. – Мы оба вопросительно приподнимаем брови. – В смысле, не прям-таки любит – она любит темнокожих так же, как любит все остальные расы.

      Я улыбаюсь, пытаясь не рассмеяться.

      – Так в чем проблема? – спрашивает Картер.

      – Она иногда может быть чересчур навязчивой. Просто откажитесь от еды, которую она станет предлагать.

      Я хмурюсь.

      – Почему? Она отравлена?

      – Нет, – Оден вздыхает, – это ее еще больше воодушевит. Просто, пожалуйста…

      Дверь вдруг широко распахивается. Из дома выходит леди с «маминым» пучком на голове, в серой футболке, заправленной в «мамины» джинсы, и белейших кроссовках и восклицает:

      – Здравствуйте! Вы друзья Одена по школе? Куинн и Картер, верно? Пожалуйста, входите. Я готовлю печенье!

      Оден поворачивается.

      – Сейчас зайдем, мам, – потом он оглядывается на нас через плечо, неловко пряча глаза. – Я прошу прощения.

      Она входит в дом, оставляя Одена в напряжении, а нас с Картером в легком смущении.

      Внутри пахнет ванилью, пачулями и печеньем. Мы проходим мимо темной гостиной и кухни напротив нее, ныряя в темный коридор. Мама Одена следует за нами, безостановочно щебеча:

      – Кто-нибудь из вас хочет что-нибудь попить?

      Одновременное:

      – Нет, мэм.

      – А ты, Оден?

      – Нет, спасибо, мам.

      – Как насчет печенья? Оно еще теплое.

      Я оглядываюсь через плечо, борясь с соблазном взять одно. Полакомиться печеньем кажется мне сейчас чудесной идеей. Но Оден выразительно смотрит на меня и отвечает:

      – Нет, спасибо, мам.

      Коридор выходит в прихожую с белыми стенами и тремя закрытыми дверями. Каждая стена увешана полками с безделушками и фотографиями. Оден и Картер проходят направо через виниловую дверь-гармошку. Меня же притягивают