Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы. Сесил Скотт Форестер

замерьте уровень воды в льяле, – сказал Хорнблауэр и тут же опомнился: – Нет, черт возьми. Отставить. Если доны могут спасти судно, пусть делают это сами.

      Линейный корабль, чей залп произвел эти разрушения, уже расправил марсели и двинулся прочь, фрегат быстро настигал их. Из ахтерлюка выбралась рыдающая женщина. То была горничная герцогини, от страха позабывшая про морскую болезнь.

      – Вашему сиятельству стоит сложить багаж, – сказал Хорнблауэр. – Без сомнения, вы скоро нас покинете. Надеюсь, доны предоставят вам каюту поудобнее.

      Он изо всех сил старался говорить спокойно, как если бы в самом скором времени его не ждал испанский плен; но от его спутницы не укрылись ни подергивание обычно твердого рта, ни плотно сжатые кулаки.

      – Как мне выразить, насколько меня это огорчает? – В голосе герцогини сквозила жалость.

      – Тем тяжелее это для меня, – сказал Хорнблауэр и даже выдавил улыбку.

      Испанский фрегат лег в дрейф в кабельтове с наветренной стороны.

      – Позвольте, сэр, – сказал Хантер.

      – Да?

      – Мы можем сражаться, сэр. Только прикажите. Когда доны будут высаживаться на «Ле рев», можно внезапным выстрелом потопить шлюпки. Первый раз мы их отобьем.

      Измученный Хорнблауэр чуть было не выпалил: «Бросьте валять дурака», но сдержался и просто указал на фрегат. Двадцать пушек глядели на них в упор. Даже шлюпка, спускаемая сейчас с фрегата, несла по крайней мере в два раза больше людей, чем их шлюп. «Ле рев» был не больше иной прогулочной яхты. Это не десять к одному, даже не сто к одному.

      – Понятно, сэр, – сказал Хантер.

      Испанская шлюпка спустилась на воду и готовилась отвалить.

      – Мне надо поговорить с вами наедине, мистер Хорнблауэр, – неожиданно сказала герцогиня.

      Хантер и Виньят, услышав ее слова, отошли в сторону.

      – Да, ваше сиятельство, – сказал Хорнблауэр.

      Герцогиня, по-прежнему обнимая плачущую горничную, посмотрела прямо на него.

      – Я такая же герцогиня, как и вы, – сказала она.

      – Господи! – воскликнул Хорнблауэр. – Кто же вы?

      – Китти Кобэм.

      Имя показалось Хорнблауэру смутно знакомым.

      – Я вижу, мистер Хорнблауэр, вы слишком молоды, чтобы меня помнить. Прошло пять лет с тех пор, как я последний раз играла на сцене.

      Вот оно что! Актриса Китти Кобэм.

      – Я не успею вам все рассказать, – продолжала герцогиня (испанская лодка быстро приближалась), – но вступление французов во Флоренцию было лишь последним звеном в череде моих несчастий. Я бежала от них без единого пенса в кармане. Кто шевельнет пальцем ради бывшей актрисы, брошенной и покинутой? Другое дело герцогиня. Старушка Далримпл в Гибралтаре из кожи вон лезла, чтобы угодить герцогине Уорфедельской.

      – Почему вы выбрали этот титул? – против воли спросил Хорнблауэр.

      – Я ее знаю, – пожала плечами герцогиня. – Она именно такая, как я ее изобразила. Потому я ее и выбрала – характерные роли всегда