Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы. Сесил Скотт Форестер

лет я провел в английской тюрьме во время прошлой войны, – говорил он. – Давайте договоримся. Поплывем во Францию. Когда мы доберемся до берега – где вы захотите, сэр, – мы высадимся, а вы сможете продолжать путь. Или высадимся все вместе, а я употреблю все мое влияние, чтобы вас и ваших людей отправили в Англию по картели, без обмена или выкупа. Клянусь.

      – Нет, – сказал Хорнблауэр.

      До Англии проще добраться отсюда, чем от Бискайского побережья Франции, что же до остального, Хорнблауэр достаточно слышал о новом французском правительстве, вынесенном революцией на вершину власти, чтобы не сомневаться: они не отпустят пленных по ходатайству капитана торгового судна. А опытных моряков во Франции мало, его задача – не дать этим двенадцати вернуться.

      – Нет, – повторил он в ответ на очередные уговоры капитана.

      – Может, двинуть ему в челюсть, сэр? – спросил Хантер.

      – Нет, – снова сказал Хорнблауэр, но французский капитан видел жест и догадался о его смысле.

      Капитан смолк и угрюмо опустил голову, однако тут же поднял ее при виде взведенного пистолета, по-прежнему лежавшего у Хорнблауэра на колене. Дуло все так же смотрело капитану в живот. Во сне палец может нажать на спуск.

      – Сэр, – сказал он, – умоляю вас, уберите пистолет. Это опасно.

      Взгляд Хорнблауэра был холоден и безучастен.

      – Уберите, прошу вас. Я не буду мешать вам командовать шлюпкой. Я обещаю.

      – Вы клянетесь?

      – Да, клянусь.

      – А они?

      Капитан с жаркими объяснениями повернулся к своей команде. Те нехотя согласились.

      – Они тоже клянутся.

      – Очень хорошо.

      Хорнблауэр начал убирать пистолет за пояс и едва вспомнил поставить его на предохранитель, как раз вовремя, чтобы не прострелить себе живот. Все погрузились в апатию. Шлюпка ритмично вздымалась и опускалась, что было куда приятнее, чем резкие толчки на плавучем якоре. Желудок Хорнблауэра постепенно успокоился. Юноша две ночи не спал. Голова его клонилась на грудь, потом он постепенно привалился к Хантеру и мирно уснул, а шлюпка, подгоняемая свежим ветром, держала прямой курс на Англию.

      Проснулся он в конце дня, когда одеревенелый от усталости Мэтьюз вынужден был уступить руль Карсону. Потом они по очереди несли вахту, один у шкота, другой у руля, в то время как двое других пытались немного отдохнуть. Хорнблауэр нес свою вахту у шкота, за румпель не брался, особенно ночью, – он знал, что у него не хватит сноровки управлять шлюпкой, руководствуясь лишь ощущением ветра на щеке и румпеля в руках.

      Только после завтрака на следующий день – уже почти в полдень – они заметили парус. Первым увидел его один из французов, его возбужденный крик поднял остальных. Три прямых паруса возникли на горизонте с наветренной стороны и начали быстро приближаться, так что всякий раз, как шлюпка поднималась на волне, было видно все больше парусов.

      – Что о нем думаете, Мэтьюз? – спросил Хорнблауэр.

      Вся лодка гудела от оживленного французского