Полузащитник Родины. БеспринцЫпные истории. Александр Цыпкин

всему своему набору и выжил. Выжил! Лузер – он и есть лузер.

      Карина улыбнулась, обняла Джеффри и с какой-то особой теплотой сказала:

      – Сам ты лузер. Может, ему в больнице язву поправят, медсестра какая приласкает, родители его наконец в себя придут, поймут, что нельзя так с сыном. Короче, слава Богу, что он выжил!

      Джеффри буркнул:

      – Врачу слава, вообще-то. Хотя и Богу, конечно, тоже – он же врачей придумал. А знаешь… Неслучайно он под машину попал… Он теперь месяц под присмотром, с крыши уже не прыгнуть. Значит, один нам остался!

      – Один. Слушай, а все-таки: почему мне каждый раз так страшно прыгать? Ведь знаю же, что это, как ты сказал… спецэффект, а все равно такая жуть…

      Джеффри поставил чашку с кофе на стол и сказал неожиданно холодно, если не зло:

      – Чтобы ты на все жизни будущие запомнила, что нельзя так. А ты думаешь, почему некоторые люди так высоты боятся? Помнят.

      – Логично. Я запомню.

      Джеффри улыбнулся и сразу потеплел:

      – Так, ну ладно, давай угощу тебя еще одним эклером, ты же Савелию все свои суточные отдала.

      – Давай, Джеффри, а чего вы тут на суточных экономите-то?

      – Вот не порти мне настроение, а!

      Из больницы Савелий не вернулся.

      Остался завхозом, потом дорос до начальника столовой и вскоре стал самым любимым человеком в этом так завязанном на любовь учреждении.

      Track 2 / Хейт

      Врач-реаниматолог вышел в коридор, в котором сидела абсолютно безжизненная София Истомина, акционер крупного холдинга с состоянием в пару сотен миллионов долларов, которая была готова отдать их все за то, чтобы услышать от доктора нужные слова.

      Услышала:

      – Вытащили. Жить будет, Софья Алексеевна, но вы понимаете, что попытка суицида в тринадцать лет на ровном месте не происходит, надо разбираться.

      Соня холодно сказала:

      – Я разберусь. Аркадий Борисович, я вам пожизненно должна. Приеду на следующей неделе, и вы поймете, что это значит. Можно я к дочери зайду?

      – Давайте через часа три, хорошо?

      – Да, конечно, я пока разбираться начну и вернусь.

      – Удачи вам, – сказал доктор.

      Судя по всему, он понимал, что означало слово «разберусь».

      Соня удивилась, что неимоверное счастье, которое водопадом обрушилось на нее после новости о живой дочери, так же мгновенно заместилось неумолимым желанием устроить ветхозаветную месть всем, кто довел Майю до этого шага. Энергия быстро меняет свой знак, оставаясь в том же потенциале.

      Она вышла из больницы и села на скамейке рядом с зареванной девочкой, которая, боясь поднять глаза, дрожащими губами прошептала:

      – Она будет жить?!

      Еле сдерживая желание соврать и раздавить детскую психику, Соня спросила:

      – А что бы ты делала, если бы нет? Вот что бы ты делала, Оль?

      – Я не знаю… Простите, простите, пожалуйста… – потерянным голосом ответила Оля.

      – Простите, простите… – Соня вздохнула: – Вот скажи мне, ты же ее подруга, ты же у нас дома сколько раз была, зачем… ты-то зачем?

      Стыд выдается нам как предустановленная