Границы в анализе. Юнгианский подход. Всеволод Калиненко

Например, Юнг использует понятия «вклада» или «искупления», объясняя парадоксальные отношения индивидуальности и коллективного в процессе индивидуации в статье 1916 г. (Jung, CW, v. 18, par. 1094–1099). В последнем предложении приведенной цитаты Петровского выражена идея, которую можно интерпретировать в терминах «морфического поля» и «морфического резонанса»: в терминах аналитической психологии она означает бытование психики на уровне коллективного бессознательного, которая «черпает» из коллективного «информационного пула» и одновременно «достраивает» его. Подробнее мы рассмотрим эти аспекты в последующих разделах.

      Интересный обертон в наше исследование вносят идеи норвежских ученых, упоминавшиеся выше. Скэрдеруд в своей книге «Беспокойство» обсуждает значительную недифференцированность и потерю четкости границ в современной культуре и реакции психики на этот дефицит. Он считает практику «пограничных переживаний» (таких, например, как игры вокруг размера и веса тела – похудание или, наоборот, ожирение) защитными контрстратегиями психики (Скэрдеруд, 2000, с. 411–412, 426). Скэрдеруд по существу описывает патологию переходного пространства или искаженный морфический резонанс, что является препятствием процесса индивидуации.

      Еще один современный аспект такого рода искажений описывается исследователями психологических последствий глобализации. Одним из таких последствий является возведение барьеров вокруг «культурного Другого», поддерживающих и узаконивающих расизм (Csabai, Erxs, 1999). Это усиление того же механизма искажения, которое описал Винникотт по отношению к переходному пространству, ведущего к формированию ложного Я, когда потенциальное пространство заполняется вкладами других, а не самого человека (см.: Винникотт, 2002, с. 184).

      Михаилом Бахтиным в его классическом труде «Автор и герой в эстетической деятельности» (1924) показано принципиальное отличие переживания внешних границ в самосознании и восприятия границ другого человека[10]. Бахтин обосновывает, отталкиваясь от этого, что обретение формы, воплощение человека не может быть осуществлено без другого, задающего «ценностно-значимую, положительно завершающую меня границу» (Бахтин, 2003а, с. 165). Он описывает эти процессы как эстетические, а форму определяет как эстетически обработанную границу. В своем глубинно-психологическом, по сути, анализе Бахтин объясняет парадоксальную, внутренне конфликтную природу воплощения (в терминах Шелдрейка – морфогенез). Актуализированным здесь противоположностям – страху границ, стремлению к их разложению, недоверию к извне формирующей силе, тенденции «забиться вовнутрь себя, уйти в свою внутреннюю бесконечность» – противостоит «прочность и обеспеченность позиции вне его», «ценностная уплотненность атмосферы», «где живое ценностное понимание сплошь имманентно изнутри переживаемой жизни» (там же, с. 258–259). Чтобы состоялось воплощение, должна, по мнению Бахтина, существовать культура границ, предполагающая «теплую

10

«Линия, как граница тела, адекватна ценностно для определения и завершения другого, притом всего, во всех его моментах, и совершенно не адекватна для определения и завершения меня для меня самого, ибо я существенно переживаю себя, охватывая всякие границы, всякое тело, расширяя себя за всякие пределы» (Бахтин, 2003а, с. 119).