Игра на выбывание. Иван Алексин

пятьдесят третий, пятидесятый четвёртый, семидесятый, семьдесят третий, восемьдесят второй, восемьдесят девятый, девяносто пятый.

      – Слышь, куратор, – вперёд выступил один из десяти проигравших, бледный высокий юноша, в шикарной кожаной куртке. – Может, договоримся? Деньги – всегда деньги. А мой папа чел не бедный.

      – Да я бы всей душой, голуба моя! – скорчил сочувственную рожу клоун. – Да надо мной хозяева стоят. А им твои деньги – ничто, пыль. По сравнению с ними твой папаша даже не нищий. Это как-то по-другому называется!

      – Отпустите меня, пожалуйста! – зарыдала женщина лет тридцати, размазывая тушь по щекам. – Я не хочу умирать!

      – Об этом надо было раньше думать, – насупился куратор. – Когда в капсулу ложиться не стала. Вошла бы в игру, отсиделась в безопасном месте и сейчас рядом с ними бы стояла, – кивнул он в нашу сторону, – а не тут.

      – Я просто не успела! – женщина, упав на колени, обхватила руками голову и зарыдала ещё безутешнее. – Я не хочу умирать!

      – «Изгаляется, сволочь»!

      Я почувствовал, как во мне закипает бешеная злость к ‘этому уроду, превратившему наши жизни в игрушки для себя. Нет. Понятно, что за ним стоят настоящие хозяева и он тут просто холуй на побегушках. Но выбирать эту работу его никто не заставлял. Наверняка сам нанялся. По зову души так сказать. Ещё и удовольствие от этого получает!

      – Какой же ты всё-таки ублюдок, клоун! – высунулся из толпы в противоположном конце зала широкоплечий мужик в светлой футболке. – Если решил убить – убивай, не тяни! Издеваться то над людьми зачем?

      – Как скажешь, Селезнёв, – приторно-ласково улыбнулся толстяк. – Вот прямо сейчас с этим и покончим, раз ТЫ так хочешь! – куратор, сделав ударение на слове «ты», демонстративно вновь потянулся к планшету.

      Живой! Видать не один я шустро по деревьям лажу!

      Я покосился в сторону Селезнёва и мысленно усмехнулся. Это вообще-то он должен удивляться, что я живой, а не наоборот. Сразу понятно, что этот сорокалетний мужчина с волевым лицом человек бывалый и как ближнего своего на тот свет спровадить, не понаслышке знает. Настоящего бойца невооружённым глазом видно.

      – Гад! Вот куда ты лезешь?! – захлёбываясь от ненависти, сквозившей в её словах, к Селезнёву между тем бросилась только что рыдавшая женщина и, если бы не невидимый барьер, наверное, порвала бы мужика, столько злобы было в её взгляде. – Как ты смеешь расп…

      Куратор видимо всё же что-то там нажал, так как весь десяток обречённых уроненными мешками рухнул на пол. По залу прокатился тяжёлый вздох. Кто-то из женщин тихо заплакал: безутешно, навзрыд. Если у кого из игроков и тлела надежда, что хозяева не будут убивать людей вот так пачками, то теперь она дотлела до конца, превратившись в пепел.

      – И что тебе неймётся, Селезнёв? – с деланным укором обратился к здоровяку куратор. – Вон сколько людей из-за тебя раньше времени из списка вычеркнуть пришлось!

      – А ты на меня чужие смерти не вешай! –