Черный портер. Нина Ян

чая со сливовым пирогом, Чингиз начал исподволь.

      – Стефан Германевич, не зря Генрих с вами советуется о беседке! Беседка, она где будет стоять? В саду. А Марта говорит – я сам немецкого не знаю – фамилия у вас говорящая. И как раз про сад!

      Дед помолчал. Все выжидательно смотрели на него. Прошло несколько минут и наконец он улыбнулся. Его обветренное лицо в глубоких морщинах, лицо человека, много работавшего на воздухе, смягчилось. В серых глазах промелькнуло удовольствие. Он хорошо поел. К нему пришел знакомиться дочкин босс. У него дом – полная чаща. Во всем порядок. Не стыдно и показать. И вот теперь вопрос этого начальника… Очень приятный, вообще, вопрос!

      – Фамилия? Фамилия-то наша… В начале, точно, садовник был. Как не быть! И видно, плодовыми деревьями занимался. Примерно так. Это, видите, здесь у многих. Фамилия от ремесла. Пекари, мясники, кузнецы, садовники, плотников одних… Слышали, наверно, в России – Тишлер да Циммерман. Это ж плотники! Ну, «ман», понятно – кто. Человек, мужчина. А «циммер» – комната и «тиш» -стол. Вот и получается человек, который делает комнаты да столы. Но я про садовника не знаю. Зато про прадеда нашего…

      И он опять замолчал. И тогда все дружно загомонили.

      – Отец, расскажи гостю, интересно! Это же такая история! Не каждый может похвалиться. Праздник сам какой! Самый большой на свете. Сейчас про него во всем мире знают. Это шутка ли сказать Октоберфест и мы, наша семья среди основателей!

      – Какой праздник? Как вы сказали? Что такое этот самый бер и… дальше как будто… тест? – переспросил Чингиз.

      В ответ наступила тишина. Потом раздались неуверенные смешки. Наконец, хозяйка спросила.

      – Чингиз Эминыч, вы шутите? Быть не может, что вы… Нет, правда, что ли?

      Истина, голая как…

      Да, он не знал. Трудно поверить, но это так. В самом деле, даже не так удивительно, что человек, не знающий языка – ни одного слова! – живущий в городе наездами, пусть и долго, осень привыкший проводить на море, нечего не слышал о главном баварском народном празднике. Главное, пожалуй, не в том, что он отсутствовал в сентябре и октябре. Что пива не пил и не любил.

      Вот же сказал Довлатов, в ответ на вопрос, отчего не пишет об Америке, хоть живет здесь уж десять лет, примерно так.

      – Да я живу не в Америке, а на Брайтон бич!

      Ну, пусть на Брайтон бич. У него все же была своя семья, знакомые если не приятели, собутыльники в конце концов… А у Чингиза в Мюнхене кроме обслуги Ленц, по существу и не было никого. Он не был совсем уж нелюдимым. Ездил в Баку, виделся там с многочисленной родней. Колесил в России по делам. Его принимали и угощали, всячески развлекали и ухаживали за ним.

      Да и потом – женщины! «Хорошие и разные», как пелось в одной песне его молодости. Кое-кого он в Мюнхен тоже возил. Ну, что тут долго разговаривать. Не знал, и все тут. От деда впервые услыхал.

      – Видите какое дело, Бавария была когда-то королевством, – начал старик. Слушатель очень удивился, но вида не подал и переспрашивать не стал. Он и об этом