Свадьба в Фогвуде. Лариса Куницына

лекции об опасностях, угрожающих юным девицам в старинных замках. И если мне не понравится, практических занятий не будет.

      – Не родилась ещё та студентка, которой бы не понравились мои лекции, – самодовольно усмехнулся он, но я резко обернулась и строго взглянула на него. – Если уж им нравятся лекции о боевых топорах и колоколовидных чашах, – извиняющимся тоном уточнил он, хотя на его мордашке оставалась всё та же хитрая усмешка, – то уж о сложных взаимоотношениях девиц и рыцарей я расскажу тебе куда интереснее.

      – Надеюсь, всё будет кратко и по существу, – сурово заметила я и отправилась в свою комнату за халатом.

      Именно в этот халат я и куталась утром следующего дня, тихонько отодвинув край занавески и выглядывая в окно, где приунывший парк заливали потоки дождя. Дождь шёл всю ночь, и продолжал идти, и даже при одном взгляде на трепещущие под тяжёлыми каплями листья деревьев, ощущалась эта сырость, тяжёлая от холодной влаги трава, раскисшие тропинки на лугу и серые статуи античных богов, мёрзнущие вдоль дорожек. Даже в комнате стало как-то промозгло и темно.

      – Дождь всё ещё идёт? – услышала я голос Джеймса и опустила край занавески.

      – Да. Я тебя разбудила?

      – Нет, – он лежал с закрытыми глазами. – Я проснулся и понял, что тебя рядом нет, а потом почувствовал, что ты у окна и смотришь на дождь за окном, – его ресницы вздрогнули и он открыл глаза. – Я угадал.

      Я подошла и села рядом на кровать.

      – Дождь льёт, как из ведра и, кажется, будет лить до скончания века.

      – Не будет. У тебя слишком чувствительная душа. Ты воспринимаешь погоду, как глобальную реальность, и тебе кажется, что другой не будет. Хотя умом ты понимаешь, что это не так.

      – Точно, в жару я всегда не могу представить, что когда-то будет дождливо, а в мороз не верится, что бывает тепло. Жизненный опыт ничего не меняет.

      – Но помогает не впасть в отчаяние, – усмехнулся он и приподнялся.

      Внезапно его лицо исказилось от боли, он охнул и прижал ладонь к пояснице.

      – Что такое? – испугалась я.

      – Спина… Наверно продуло вчера на берегу.

      – Это я виновата… – пробормотала я.

      – То есть? – он мрачно взглянул на меня.

      – Нужно было принести тебе тёплую куртку…

      – Послушай, – с раздражением перебил он. – Я уже давно не ребёнок и сам отвечаю за себя. Если б мне нужна была другая куртка, я бы за ней сходил. Эта меня устроила, – он потёр спину. – Я бы и сам её выбрал. Она подходила к рубашке, – его взгляд стал мягче. – Что поделаешь, детка, я уже не столь юн и многократно бит в сраженьях. Мои раны ноют перед дождём, а от сырости болит поясница. В четырнадцать лет я упал с коня и два месяца ходил в корсете, как примадонна. Позвонки срослись, но… Тебе точно нужна такая развалина?

      – Ты не развалина, – возразила я, невольно улыбнувшись. – Ты принц на белом коне. В сияющих, хотя и помятых доспехах, с зазубренным в поединках мечом.

      Он с усмешкой смотрел на меня из-под ресниц, а я в очередной раз залюбовалась