Хазарянка. Влад Ростовцев

с непрошенными советами, не возражал поперек, и очень внимательно выслушивал, всячески изображая полную заинтересованность и всемерное одобрение, а где надо и сочувствие. Добротная выучка от вербовщика!

      Средства к существованию (а невозможно содержать семейство на скудные выплаты за доносительство, получаемые всего дважды в год – посередке весны и в начале зимы) он добывал, надомничая по части мелкой кузни, специализируясь на изготовлении серпов и кос для полевых работ, гвоздей, включая и плоские ухнали для прикрепления подков к копытам, а главное, крючков любого размера – даже на сома, кои пользовались спросом у рыбарей малого достатка.

      Держал и подсобное хозяйство – огород, подсвинков и трех коз под молоко, пуская козлят на мясо, едва подрастут и не отвердели их косточки.

      Аще лучший ловчий во всей округе заявился к оному, тот доковывал серп посредством молота-ручника, не подозревая, что всего через девять столетий сие сельскохозяйственное орудие станет символом крестьянства, освобожденного от кулаков-мироедов, личных земельных наделов и собственных хозяйств с живностью.

      А молот тот начнет обозначать – в неразделимой смычке с серпом, класс-гегемон освобожденный от своих эксплуататоров, описанных Марксом в священной книге «Капитал», состоящей, в отличие от библейского «Пятикнижия Моисеева», из трех частей, получив взамен тех угнетателей фабрики и заводы в полное свое владение и распоряжение – приблизительно «после дождичка в четверг» либо «когда рак на горе свистнет», а скорее всего, «на морковкино заговенье» …

      Завидев нежданного гостя, Легостай явно оторопел, ведь никогда не навещал его сей – не с того поля ягода! Вслед неподдельно воссиял он от подобной чести.

      И тщеславный Молчан отчасти поверил в ту искренность, рассудив, что и сам не печалится, аще ему выпадает крупная дичь, одновременно не сомневаясь, что хозяин-подлюга днесь же постарается изыскать возможность для уведомления своего куратора.

      – Сколь дорогой гость пожаловал! Каковыми судьбами ко мне? Премного счастлив! – огласил Легостай, воссияв еще пуще.

      – За крючками, – вразумил его дорогой гость.

      – Да тебе-то, знатнейшему охотнику и герою супротив лиходеев, к чему моя мелочь? Не станешь же ты промышлять пескарей…

      – Не стану. А замыслил я взять сомов на донку. Ты же, наслышан, добрые крючки куешь на них – крупных.

      – И то верно: кую таковые. Всяк, кто ловил с ними, нахваливал, а превыше всего – прочность их.

      – За прочностью и пожаловал. Ведь ловлю не мельче, чем мне по плечо. Может, хоть от рыбалки вернусь к себе, прежнему. А то, опосля стычки с татями, совсем утратил сон: токмо сомкну вежды, наново они прут! И разом просыпаюсь! Еще и руце подрагивают по сей день…

      Вот и надумал: отправлюсь-ка надолго в лес, где шалашик у мя, а рядом – речка с крутоярами и глубокими ямами: самое то для сомов!

      День за днем буду спозаранку промышлять дичь, а в сумерки наступит черед большой рыбы.