Бездна твоих страхов. Герман Шендеров

меж ушами, не приносила гостинцев со стола.

      Что Шумка хорошо запомнила так это крики. Сначала были мужские, задорные, злые. Потом кричала хозяйка – жалобно и как-то ритмично. Вскоре её стоны превратились в бульканье и вовсе утихли. А в нос Шумке пахнуло дымом, дышать стало нечем. Обезумев от страха, свинья металась по хлеву, врезаясь массивными боками в деревянные стены. Наконец треснула доска, Шумка ринулась к свежему воздуху и вырвалась на свободу. Огонь ударил в пятачок, несчастная свинья ослепла от боли, заметалась, побежала на людские крики в надежде, что двуногие ей помогут.

      Вокруг застрекотало, засвистело, люди навалились на неё, попытавшись схватить, что-то больно укололо в ногу, да так там и осталось. Шумка, никогда раньше не видавшая столько народу, совсем напугавшись, бежала прочь от этих странных мужиков в чёрном, не похожих на её робких хозяев.

      Она долго скиталась по лесу, перебиваясь кореньями и грибами, отощала и ослабла. Наверное, так свинья и сгинула бы, если бы не тот солдатик. Он уже почти умирал, когда Шумка нашла его на обочине дороги. Влажные теплые кишки так и манили её к себе. Добравшись до лакомства, Шумка не замечала слабые удары по морде.

      Так Шумка пережила войну, следуя за людьми в чёрном и подчищая следы их преступлений. Те свинью не трогали – Шумке было невдомёк, но от мертвечины мясо свиней делалось ядовитым. Были голодные годы, были и тучные. Шумка заматерела, набралась сил и опыта, научилась даже охотиться на больных и раненых, в которых недостатка не было. Казалось бы – вот оно, свинское счастье! Но войне было суждено закончиться, и никто не подумал о том, чем будет питаться пристрастившаяся к человечине Шумка. К счастью для себя, она научилась заботиться о своем пропитании. Вдобавок, вся земля кругом была изрыта ямами, что огород, и в каждой лежал вкусный подтаявший обед. Чувствительный пятачок легко отыскивал глазные яблоки вместо трюфелей, крепкие зубы без труда разгрызали кости, а сильный желудок быстро перестроился под гнильё. Одна беда – до колючей штуки в ноге она дотянуться зубами никак не могла, решила – и так сойдёт…

* * *

      Нечто огромное, белое рванулось из темноты, сбило с ног Горана, придавило своим весом. Топор отлетел в сторону, Казимир тыкал рогатиной в широкий бок, но свинья – израненная, со следами от картечи на морде – не обращала внимания, а лишь тянулась острыми клыками к лицу бородача.

      Тот безуспешно пытался выскользнуть из хватки, отталкивая от себя шершавый пятачок, но зверюга бесилась, топталась на месте, и Горан сползал ещё глубже под неё.

      Вдруг в свете фонаря что-то тускло блеснуло, зацепило взгляд. Прямо в бедре огромной старой свиньи торчало странное лезвие, будто бы с перчаткой. Рана вокруг давно зажила, перчатка поистрепалась, но клинок выглядел острым.

      Из последних сил Горан вцепился в это перчатку, намотал её на пальцы и выдернул нож из свиной ноги. Та взвизгнула во всю мощь своих лёгких, совсем оглушив бородача. Времени раздумывать не было – перехватив как следует этот странный, без рукояти, нож, Горан принялся колоть глотку