Суглоб. Александр Строганов

кишащий мраморными от крови быками и черноглазыми ротозеями сон, что-то еще…

      И вдруг, на тебе, – А что, есть у вас здесь проститутки?

      Зачем, почему?…

      Да как же? яснее ясного, легкодоступные женщины явились прямехонько из железнодорожных бесед. Но ведь я отдавал себе отчет, сколь остра и коварна эта мелодия. Я всегда… всю жизнь… и вчера… и, будучи еще мальчишкой, подсматривал за собой и, рот на замок, Боже упаси, ни при каких обстоятельствах не пускал в себя этот волнующий, самый ядовитый из всех ядов мальчишеский яд. И, уверяю вас, мне казалось, да нет, я был убежден в том, что зело преуспел в своих стараниях. Я даже чувствовал озноб неловкости за своих собеседников, то и дело преображавших эфир приторно запретными темами за их беспомощность перед инстинктом.

      И вообще это не мое, и мне этого не нужно, и я не женат, и не буду женат, и девственен, и это меня нисколько не тяготит, нисколько не тяготит, и все такое прочее, и вдруг, на тебе, – А что, есть у вас здесь проститутки?

      Получается, язык мой не просто враг мой, язык мой мне не принадлежит. Вот что получается.

      Надо же такому случиться?

      С этим – всё.

      Это неинтересно и будет беспощадно вымарано.

* * *

      А вот дальше – интересно.

      Дальше – действительно интересно. И кувырок, и пища для размышлений философам и биологам.

      Дальше – шок и воздушный поцелуй.

      Если стоите – сядьте.

      Или, как принято с опаской и намеком говорить в триумфально покрывшем всех и все воровском Вавилоне – присаживайтесь.

      Хотите, верьте, хотите – нет, мои собачки потупили взоры

      Это не мое воспаленное воображение – факт. Факт, потрясший меня до глубины души.

      Стыдно.

      Честное слово – стыдно.

      Что делать?

      Незамедлительно просить у них прощения?

      А не покажется это странным?

      Кому? Собачкам? На вокзале больше никого нет.

* * *

      Кстати.

      Тема, заслуживающая отдельного разговора.

      Существуют ли в природе пустоты?

      Что происходит в коридоре или соседней комнате или кухне в тот момент, когда я, убежден в собственном одиночестве, свернулся под бесконечно желтым одеялом с головой, пытаясь задремать, точнее, отстать от роя крохотных колючих событий, имитирующих судьбу?

      Что происходит между случайно брошенным предсказанием и его всегда неожиданным воплощением?

      Чьи молоточки стучат по наковаленкам?

      Чьи пальчики запутывают волосы?

      Чьи губы сдувают пенку с молока?

      Кто целится косточкой в нёбо?

      Кем и каким образом исполняется наша нечаянная воля?

      Кто руководит проделками нашей памяти и связанными с этим как бы случайными встречами?

      Без особенного с нашей стороны сопротивления, приученные к закономерностям, мотивам и вере на слово, мы слепнем сызмальства, чем, вне всяких сомнений существенно облегчаем жизнь обитателям параллельного мира.

      Каково им там, героям и труженикам пустоты?

      Не тесно ли?

      Мне