Царственные страстотерпцы. Посмертная судьба. Наталия Розанова

этого (и одновременно опровержения современных домыслов, согласно которым Царственные особы передавали монахиням в дар иконы или драгоценности[98], сохранившиеся якобы до наших дней) приведем еще одно свидетельство. Оно принадлежит прокурору Пермского окружного суда П. Я. Шамарину: Пища в первое время доставлялась Царской семье в готовом виде из какой-то советской столовой. Она состояла из супа, мяса и молока. Ее приносили какие-то девушки. Доставлялись некоторые продукты также из местного монастыря. Их приносили монахини. Ни девушки эти, ни монахини к семье не допускались. От них все приносившееся отбиралось караульными[99].

      Откровенное воровство продуктов командой Авдеева позднее стало очевидным и для Царской семьи. Государь в своем дневнике на третий день после смены Авдеева новым комендантом – Юровским – записал: Ю[ровский] и его помощник начинают понимать, какого рода люди окружали и охраняли нас, обворовывая нас. Не говоря об имуществе – они даже удерживали себе большую часть из приносимых припасов из женского монастыря. Только теперь, после новой перемены, мы узнали об этом, пот. что все количество провизии стало попадать на кухню[100].

      Юровский был противником «снисходительности» и через два дня после вступления в новую должность дозволил послушницам приносить в дом Ипатьева только молоко. Этот палач-ревнитель не был вором[101] и, в отличие от Авдеева, ничего из приносимых продуктов не присваивал, – он умел держать себя с достоинством. Но при Юровском надежды Царской семьи на смягчение режима не оправдались, и хладнокровная жестокость нового коменданта причиняла им не меньше страданий, чем развращенность его предшественника.

      Р. Вильтон считал, что причиной смены Авдеева послужило его сочувствие к заключенным, и поэтому писал: Пока русские караульные обращались с арестованными плохо, «начальство» ничего не изменяло. Пьянство осложнялось систематическим грабежом вещей, принадлежащих пленникам… Голощекин делал вид, что ничего не замечает.

      Но вот русские меняют свое поведение. <…> …Они смягчились… <…> Невероятная кротость и страдальческое смирение Семьи возбуждали у охраны сначала сомнения, потом раскаяние, а затем и жалость. <…> …Не исключая самого Авдеева[102]. Согласно с точкой зрения Вильтона рассуждал и Пагануцци, называя воровство лишь предлогом для замены авдеевской охраны: Организаторы злодеяния не были уверены в преданности русских рабочих внутренней стражи. Поэтому, придравшись к мелкой краже Царского имущества, совершенной Мошкиным, его арестовали, Авдеева сменили[103].

      Как же всё происходило в действительности? Для того чтобы обрисовать положение таким, каким оно было, обратимся к документам. Следственная власть допросила охранника Анатолия Якимова. Из протокола его допроса узнаем следующее: Про Царя он (Авдеев. – Н. Р.) тогда говорил со злобой. Он ругал его,

98

Вероятно, поводом для этих вымыслов стал следующий исторический факт: летом 1918 г. в Екатеринбурге появился посланник семьи Толстых И. И. Сидоров, монархист, приехавший в город с целью оказать Царской семье материальную помощь. Он должен был передать в дом Ипатьева и письма для Романовых от семьи Толстых, и икону в футляре. Однако З. Толстая на допросе о результатах поездки, со слов Сидорова, показывала следующее: Он рассказал нам, что проникнуть к Царской Семье лично он не мог: это было абсолютно невозможно (см.: Российский Архив. Вып. 8. Док. 90. С. 309). Сидоров пытался сделать это и через сестер Ново-Тихвинского женского монастыря, но безрезультатно. Монахиня Августина, непосредственно общавшаяся с Сидоровым, обстоятельно поведала об участи иконы, предназначавшейся в дар Романовым: Иван Иванович хотел, чтобы через нас Царской семье были переданы письма и икона в футляре. Но в то время, когда он был у нас в Екатеринбурге, сделать этого было никак нельзя. Поэтому эту икону и письма он оставил нам, чтобы мы передали все это, когда будет можно. Однако передать все это и потом мы не могли. Так все это у нас и осталось. Упоминавшуюся икону и письма монахиня Августина представила следователю Соколову во время допроса (см.: Гибель Царской семьи / сост. Н. Росс. Док. 227. С. 391).

99

Гибель Царской семьи / сост. Н. Росс. Док. 265. С. 474.

100

Дневники Императора… С. 684. Сохранена графика оригинала.

101

Следователь Соколов, найдя яичную скорлупу в районе Ганиной ямы и сопоставив этот факт с показаниями послушниц из женского монастыря, обвинил Юровского в воровстве яиц, которыми якобы утоляла голод его команда на шахте в ночь после расстрела. Но в действительности Юровский не планировал ехать с трупами убитых в район шахты, и по своему положению он мог себе это позволить. Кроме того, Голощекин предлагал ему остаться в доме Ипатьева. Решение все же поехать самому Юровский принял уже ночью после убийства. Вразрез с версией Соколова идет и дневниковая запись Государыни в последний день жизни перед расстрелом: Каждое утро комендант приходит к нам в комнаты, наконец через неделю принес яйца для ^Бэби (см.: Мейлунас А., Мироненко С. Николай и Александра: Любовь и жизнь / пер. С. Житомирской. М., 1998. С. 619).

102

Вильтон Р. Указ. соч. С. 38–39.

103

Пагануцци П. Указ. соч. С. 52.