Бурный финиш. Дик Фрэнсис

поедая яичницу с беконом, я невозмутимо заметил:

      – Значит, эта робкая, прыщавая Анджела? Пустая трата времени. Меня и дома-то не будет.

      – Анджела получит в наследство половину миллиона, – совершенно серьезно заметила сестра.

      – А у нас плохо с крышей.

      – Мама хочет, чтобы ты женился.

      – На богачке.

      Сестра признала, что это так, хотя и не понимала, что в этом плохого. Финансовое положение нашей фамилии ухудшалось, и родители полагали, что обменять титул на денежный мешок – неплохая сделка. Родители не понимали, что в наши дни богатые невесты слишком хорошо разбираются в жизни, чтобы взять и запросто так отдать свое наследство молодому супругу в его полное распоряжение.

      – Мама сказала Анджеле, что ты будешь.

      – Очень глупо с ее стороны.

      – Генри!

      – Мне не нравится Анджела, – холодно сообщил я. – И я не собираюсь быть здесь в воскресенье. Неужели вам не понятно?

      – Генри, но неужели ты бросишь меня одну? Как мне с ними себя вести?

      – Тебе следует удерживать мать от таких глупых приглашений. Анджела – уже сотая уродливая наследница, которую она приглашает к нам в дом в этом году.

      – Но это нужно нам всем.

      – Только не мне, – сухо возразил я. – Я не проститутка.

      Сестра обиделась и встала.

      – Какой ты злой, – сказала она.

      – И раз уж об этом зашла речь, – сказал я, – я желаю жучкам приятного аппетита. Пусть съедят всю нашу крышу. Этот чертов дом поглощает уйму денег, и, если он рухнет, все мы вздохнем с облегчением.

      – Это наш дом, – сказала сестра в виде последнего довода.

      Если бы дом принадлежал мне, я бы тотчас же его продал, подумал я, но промолчал. Неверно истолковав мое молчание, сестра попросила:

      – Генри, пожалуйста, будь на ланче с Филлихоями.

      – Нет, – решительно сказал я. – В воскресенье у меня найдутся дела поважнее. Можете на меня не рассчитывать.

      Внезапно сестра вышла из себя. Трясясь от гнева, она закричала:

      – У меня больше нет сил выносить твое аутическое поведение. Ты противный, избалованный сукин сын!

      Неужели это так, размышлял я, сидя возле Серпантина. И если это так, то почему?

      В три часа, когда заметно похолодало, я встал и пошел из парка. Но направился я не на Ганновер-сквер, в элегантный офис моей фирмы. Пусть недоумевают, решил я, почему всегда пунктуальный Генри не вернулся после ланча. Вместо этого я взял такси и поехал к старому, захламленному причалу. Когда я расплатился и вылез из машины, мне в нос ударил запах ила – на Темзе был отлив.

      На этом причале вскоре после войны было наспех построено приземистое бетонное здание, которое кое-как поддерживалось все эти годы. Его стены были в ржавых потеках от прохудившихся водосточных труб. Их давно бы следовало покрасить. Прямоугольные окна с металлическими рамами были покрыты слоем сажи и копоти, а медные ручки на дверях не чистили с моего последнего визита полгода назад. Здесь