Вместо тени. Александра Мурри

не дал их Хое в руки. Потряс в воздухе у нее перед носом и положил на стол. Развернулся и пошаркал прочь. Хоя стояла неподвижно, пока эхо шагов не стихло под потолком. А после перевела взгляд на стопку листов. Непонятно от чего ее пробрала дрожь.

      Почерк, определенно, учителя. В первые года обучения Хоя частенько вынуждена была пялиться на него и ругаться про себя. Неразборчивый настолько, что понадобилось немало времени, прежде чем смогла разобрать. Но привыкла и сейчас читала свободно.

      Буквы – исповедь. Каждая – точно в цель. В стучащее все быстрее и быстрее сердце.

      Дочитав, Хоя поняла – учитель не вернется в библиотеку. Он ушел… умирать?

      Где его комната – Хоя точно не знала. Но если подумать, то учитель всегда спускался в коридор, ведущий в их рабочий зал, с верхнего этажа.

      В брюках гораздо удобнее перепрыгивать через две ступени на лестнице. Тускло освещенный коридор без окон. Тупик. Еще одна лестница вверх. Четыре двери. Одна приоткрыта. Хоя, не колеблясь, толкнула ее и шагнула внутрь.

      Учитель Одисс сидел на краю постели, привалившись плечом к высокой спинке. Скупо улыбнулся ворвавшейся в комнату ученице. Хоя никогда прежде не видела его улыбки.

      Она молчала. В присутствии немого учителя будто сама теряла способность говорить – так было всегда. Так и теперь – в их последнюю встречу.

      Присела у его коленей, заглянула в лицо.

      – Пожалуйста. Не оставляй меня, – прошептала.

      Учитель накрыл ее ладонь своей. Пожатие настолько слабое, что Хоя его почти не ощутила. Слезы застлали глаза.

      Ее просьба, первая и единственная, к учителю останется неисполненной. Он указал ей взглядом на дверь, дернул подбородком. Хоя не могла заставить себя подняться, отойти и сделать шаг за дверь. Слишком много изменилось, невыносимо много. И нестерпимо больно отпускать ставшего родным альва.

      Он глубоко вздохнул, так что дыхание шевельнуло волосы Хои, вынул свою руку из державших ее ладоней и лег. Отвернулся к стене.

      Хоя сидела на полу рядом, потеряв счет времени. Вспоминала, просила прощения, выкрикивала десятки вопросов, ругалась, умоляла и негодовала – все про себя, в абсолютной тишине.

      В своем письме-признании, учитель не просил искупления или понимания. Он попытался исправить то, в чем стал соучастником, в том, что, он надеялся, еще можно исправить. Просил Хою стать Видящей. Настоящей. Такой, какая нужна Лесу.

      Учитель уходил за грань. Медленно, сделав свой выбор и не обретя покоя в душе. Он нарушил клятву, зная, что заплатит за это жизнью. Собирался давно, то послание для Хои написал много лет назад. Но пойти против воли своего Владыки и совершить задуманное осмелился, только когда оттягивать дальше стало некуда. Помочь он уже ничем не мог. Да и признание его – разве это настоящая помощь? Указал, какие книги необходимы Видящей и где их найти. Пожалуй, это самое ценное, чем он мог поделиться.

      Умирать страшно. Жить – страшней. Где мужества требуется больше?

      Хоя отчаянно, как в шаге от смертельного прыжка вниз, готовилась жить