Триада. Алиса Гольц

чтоб не портить себе настроение. Но всё же, отойдя, останавливались, глядели, кривили лицо, а потом шли дальше, и кричали остальным, что на Баник кого-то бьют. Тогда приходили другие, так же смотрели, так же кривились, и так же уходили, догоняя товарищей у мангалов с шашлыком.

      Ветер гонял по улице обрывки белого шёлка. Кафизель еле растолкала женщин, которые никак не могли успокоиться и, потеряв шляпу, наконец-то попала в толпу.

      – Всё! – заорала она. – Хватит! Разошлись! – и топнула ногой так, что женщины отскочили.

      Джерис никак не могла подняться. Обрывки шёлка в крови еле прикрывали её белое, покрытое ссадинами тело. Кафизель убрала волосы с лица Джерис, намотала их на руку и потянула Джерис вверх, чтоб та поднялась.

      – Храм вздумала наш портить? – сказала она сквозь зубы. – Сообщу главе города. Проклятая колдунья! Ещё раз появишься в Гаавуне – повесим!

      Джерис смотрела на Кафизель такими страшными глазами, что та отпустила волосы и отошла на шаг.

      – Ну, что ж, тогда спасибо, что не повесили. – усмехнулась Джерис, вытирая кровь с губ.

      Кафизель приблизилась и прошептала:

      – Тётке Разель спасибо говори. Помогла она мне когда-то. – и тут же закричала: – Пошла вон! И стыд этот прикрой! Мы тут люди приличные!

      И бросила к ногам Джерис грязный лоскут ткани.

      Идти было тяжело. Каждый шаг отдавался болью в голове и во всём теле. Не пройдя и десять лавок, Джерис опустилась в тени коридора напротив дома, украшенного живыми розами. Он благоухал, и переливались разноцветные стёкла его окон в лучах солнца. Под вывеской "Розовый сад" в дверях стояли юные лати и, перешёптываясь, показывали на Джерис пальцем.

      Тогда двое торговцев рядом с Джерис переглянулись друг с другом.

      – Здесь занято! – вдруг заорал один, толстый и весь красный от жары, но тут же, не ожидая такого громкого своего крика, прикрыл рот рукой.

      Второй, щуплый, пихнул его в бок, да так, что тот покачнулся. Джерис сидела, словно онемевшая, но от крика вскочила с места. Торговцы уставились на нее.

      – Не велено никого пускать. – учтиво заметил коротышка. – Идите, пока нам всем не попало.

      – Иди, иди, чего стоишь. – помахал рукой первый.

      Только после того, как Джерис стало невозможно разглядеть в толпе, он выдохнул и сказал:

      – И чего ты меня пихать начал?

      – Гвор, ты совсем дурак? – рассердился сосед. – Не слышал, чего там орали? Колдунья она!

      Толстяк здорово испугался.

      – А если она это… Того? Придёт домой и на меня наговорит чего-нибудь?

      Коротышка сдвинул брови и многозначительно покачал головой в знак согласия.

      – Ну и глупый же ты, Гвор! – вдруг рассмеялся он. – Видел глаза её? Она ж заговоренная, витает в своих колдовских видениях. Не до тебя ей.

      – Ну ладно. – с облегчением сказал Гвор и улыбнулся.

      Стрелка часов ещё даже не успела опуститься до половины первого дня, как вся Баник обсуждала народный суд жестокой и опасной колдуньи, ломающей камни и готовой обрушить сами холмы на несчастный Гаавун, где в самом разгаре шла торговля