Разные грани и лица любви. Ирэна Лаис

застыла на моем лице, как гримаса, потому что постель была пуста, и в доме тихо. Я искала его, но знала, что егонет здесь, он ушел… И в доме бардак и тишина… как в опустелом раю. Надо было все прибрать: свечи потаяли и потухли, в порыве страсти стол был перевернут на пол, ковер был в жиру и сметане, и в доме стоял жуткий запах этих чертовых мексиканских приправ. Но мой вид, помню, был хуже вида квартиры. Я ждала его и ничего не делала.

      Как дура! Я-то знала, что он придет к ночи. Телефон он оставил, конечно, дома. Я

      сидела в кресле перед телевизором, отрешенно глядя новогодние передачи, и плакала. Полночь. Он явился. Конечно пьяный. Подошел, поцеловал в щеку, потом оглянулся, заметил, что дом не убран, накричал, что никчемная и неблагодарная, и ушел спать. Я нагнулась к коленям, и продолжила плакать. На ковре валялась одна из записек с

      прошлой ночи, я помню этот стих наизусть:

      «Последняя сигарета на ночь глядя; как сладок шум дождя в дремоте,

      Мой ангел, спишь давно уже ты, мой поцелуй тебя коснется во сне в твоем полете, Я все тебе отдам: свои порывы, ласку, верность, вечность,

      Ты с осенью за руку взявшись, войди в мое безумие, вдохновение и нежность.

      …и рассыпается на пыль опостылелый круг ненужных дум, усталых строк, Ты! Освети мой мир своего сердца светом, ты сможешь, хоть никто не смог.

      А я взамен тебе пожалую надежду, не пожалею своих мечт, чтоб путь твой озарить,

      И уведу тебя от боли, грусти и падений в осень свою, где жизнь так сладко

      улыбнется одним лишь словом

      «любить»…»

      Впрочем, остальные тоже помню. Мне так нравилось, как он писал о нашей любимой осени:

      «Стикают мгновенья по оконному стеклу – уже холодному по осени, Ранний дождливый сентябрь тревожит мои мысли – рано с проседью, И бархатцы уже красят охрой улицы, и лужи чернеют на асфальте,

      Город вдыхает аромат мокрой пыли и свинцовых туч – по небу в ритме Andante, Так ласково, но уже с предсмертной грустью улыбается солнце в вышине,

      И утро влажное красной лентой вьет горизонт над крышами в далеке. На пустой остановке зябко прячутся бездомные воробьи,

      Я с ними посижу на скамье под навесом, одиноко глядя на стикающие с него ручьи. Но слезы прошлого растают со взмахом моих утяжеленных ресниц,

      И перед иным силуэтом все образы одиночества падут ниц,

      Иной апостол осенних чудес раскрывает свои златые крылья над пропастью моей души,

      Моя богиня по лучику, по звездочке из Млечного Пути собирает нашу легенду любви. Я перед ней сложу свои тайны, по капле нежности налью счастья кувшин до краев,

      Ее именем назову своего воскревшего Пегаса, вырвавшего меня из пустоты оков. Я забуду все душные те сны, что метали меня в бреду на тесном одре памяти,

      Я вырвался этой осенью по пути ангелочков-васильков из прошлых осеней горечи- слякости,

      И в заживающих