Миры Эры. Книга Первая. Старая Россия. Алексей Белов-Скарятин

как люди доброжелательно улыбаются мне, я кланяюсь направо и налево, мягко говоря: "Непарлейфранкей", – ведь это звучит столь красиво, если сказано на одном дыхании, и шествую дальше, замечательно проводя время. Внезапно я спотыкаюсь и падаю лицом вниз в огромную лужу, полную жидкой грязи, откуда меня, жалобно скулящую, в следующее же мгновение вытаскивают, но уже в безнадёжно испорченном наряде. Никогда мне не дано забыть этого случая, и всякий раз, слыша пословицу "гордый покичился, да во прах скатился", я вспоминаю именно о нём!

      В Каннах моими товарищами по играм выступали Серж Оболенский, Малышка Торби – дочь великого князя Михаила и его морганатической супруги графини Торби ("Малышка Торби" позже стала леди Зией Уэрнер), – и принцесса Цецилия Мекленбург-Шверинская. Я обожала Цецилию, такую яркую, весёлую и добросердечную, хотя временами и сильно обижавшую меня, если она презрительно бросала: "Пуу, ты всего лишь дитя", – или дразнила за то, что я не принцесса и не ношу шёлковых чулок.

      "Ты Скрррратина – вот ты кто!" – кричала она, злорадно скача вокруг меня и раскатывая буквы "р" в моей фамилии Скарятина (что делало ту почти неузнаваемой), а также слегка пихая меня в рёбра, чтобы пощекотать … Я так ясно вижу её сейчас, исполняющую что-то наподобие воинственной пляски, со сверкающими очами, подрагивающими ноздрями, подпрыгивающими волосами и тычущими в меня пальцами. Но вдруг она переставала дразнить, обнимала меня и предлагала начать одну из наших восхитительных игр. Она стала моей самой первой "лучшей подругой", и для неё навсегда отведён тёплый уголок в моём сердце.

      Иногда она заставляла меня ужасно ревновать, шепча что-нибудь по-немецки малышке из семьи Пуртале́сов, а я, делая вид, что всё прекрасно понимаю, но меня это не касается, позже отвечала им высокомерно-равнодушными "би́тти" и "ви́ссензи" на все их попытки вновь со мной заговорить. По правде сказать, такое случалось крайне редко, и в целом наше общение было приятным и незабываемым.

      Она довольно часто посещала нашу виллу со своей английской няней и предпочитала игры с бумажными куклами, сделанными для неё Ольгой. Что касается тех кукол, я не могу не упомянуть о большой роли, одновременно счастливой и злополучной, которую они сыграли в моей жизни. Счастливой, поскольку они были по-настоящему очаровательны (уже тогда у Ольги открылся истинный талант к рисованию); злополучной, потому что игры, в которые Ольга играла со мной, обычно плохо заканчивались.

      Одна из них, к примеру, неизменно доводила меня до бешенства и слёз. Игра имела название "Вандербильт-Гулд" и представляла собой долгий разговор между двумя леди, одной из которых являлась миссис Вандербильт, а другой – миссис Гулд. Итак, кукла Ольги, будучи миссис Вандербильт и, следовательно, более богатой из них двоих, всегда получала всё самое лучшее, в то время как бедная миссис Гулд, моя кукла, во всём ей уступала. Если миссис В. носила бриллианты, то у миссис Г. была бижутерия из бирюзы; если миссис В. ела с золотых тарелок, то миссис Г. довольствовалась серебряными … и так до тех