Ведьмина сила. Дарья Гущина

привычно охватило локоть, потекло по коже к пальцам.

      Пламя – это коллективная память Верховных, древнее хранилище знаний. Но моё – слабое, молчаливое. По-настоящему сильное Пламя горит лишь у тех, кто с ним рождается или получает в наследство в артефакте Верховной Круга. Я же своё выстрадала и разожгла сама из скромного «угля» первичной силы. И много раз пыталась с ним «поговорить» – возможность беседовать с умершими родными была ещё и частью древнего дара палача, – но Пламя молчало. А теперь…

      Теперь время для разговоров кончилось. Пришло время допросов.

      Пламя приятно покалывало пальцы, обтягивало руку теплой и плотной перчаткой, пульсирующим клубком собиралось в левой ладони. Я накрыла его правой ладонью и сосредоточилась на вопросе. Некогда ведьмы умели создавать маяки не только для обнаружения тёмного колдовства, но и для нахождения человека – и для нахождения определённого человека в конкретном состоянии. Я знаю, как будут биться сердца… хотя бы восьмерых из шайки в изменённом состоянии. Просчитаю ритмы сна, анабиоза, полусмерти. И найду. И остальных по тем же признакам – тоже, как только обнаружу зацепки. Но нужны маяки. На каждого.

      Раздраженно полыхнув, Пламя обожгло руки, но я стерпела. Первый признак того, что я… маленькая. Не для меня знания, да, не доросла, но… Говори!.. Пламя задрожало, заискрило недовольно, и перед моими глазами всё поплыло. Мир смазывался, тускнел, терялся. Уши заложило до полной глухоты, тело онемело, и лишь руки ещё ощущали. Колючие искры, огонь по венам и странный холод в запястьях. Я терпеливо зажмурилась и сжала губы. Не отступлюсь же, пока не скажешь… Не сдамся. Говори!

      Мир потемнел, лишь мои руки горели тусклым, серебристо-чёрным огнём. Моё дыхание стало коротким и тяжёлым, в груди заклокотали хрипы, запястья свело судорогами, боль ломала и выкручивала левую руку. И, инстинктивно сжав ладонью локоть, я скорее поняла, чем почувствовала, что Пламя стало… материальным. Собравшись в комок, оно наполняло ладонь привычной пульсирующей тяжестью… точно чужое сердце. И я привычно же сжала его в кулаке. Говори… Мне нужно знать…

      Говори!

      И во тьме сверкнуло серебро второго Пламени – настоящего, природного. Чужого. Сквозь мрак на меня в упор посмотрели незнакомые глаза, и тихий голос прокаркал:

      – Как ты осмелилась, глупая девчонка, пытать собственное Пламя? Сгореть хочешь? Без силы навсегда остаться?

      Не захотело по-хорошему – стало по-моему… И я устало проговорила, не слыша себя:

      – Иначе не получается. Договариваться с палачом никто не хочет. Изначально не хочет. И вам ли этого не знать?

      Мрак расступился, являя фигуру – высокую, сухую, величавую. Тьма струилась одеянием, закрывая тело и лицо, лишь глаза горели серебристо-белым огнем. На секунду в них задержалось надменно-гневное осуждение, а потом они прищурились понимающе:

      – Да, ты права. Это наше проклятье. Древний страх расплаты сильнее разумных мыслей, и это уже в крови. Даже у нас. Отпусти Пламя. Отпусти. Я пришла и помогу.