Любовница бури. Рита Лурье

я не хотела тебя задеть. Просто…

      – Это не важно, – отмахнулся мужчина и его обычно яркие глаза стали мутными от тоски, вероятно, на него тоже нахлынули воспоминания, – послушай, Змейка. Тебе не кажется, что все это не случайно? Все очень удачно складывается. Мы должны закончить начатое. Чтобы… чтобы можно было жить дальше.

      – И ты серьезно думаешь, что если мы убьем последних виноватых, все дурные воспоминания просто исчезнут? – озвучила Поль пугающую мысль, которая часто мешала ей спать ночами, – а ребята оживут?

      – Не знаю, – вздохнул Паскаль, – но я не могу спать спокойно, зная, что эти уроды скрылись от правосудия. И не пытайся меня убедить в том, что ты потащила мужа в Италию не из-за моей весточки… Ты была уверена, что я нашел Шварца. Да?

      Поль вздрогнула от одного только упоминания этой фамилии из уст друга.

      Он не знал даже половины всего, что произошло между ней и ее тюремщиком в том проклятом лагере. Возможно, знай, он больше, он бы и сам предпочел никогда не встречаться с ней. С ней той, которую этот самый проклятый Шварц и создал.

      Паскаль чувствовал это, ее присутствие. Вероятнее всего, догадывался, когда видел, с какой изощренной жестокостью когда-то добрая и справедливая девушка казнила бывших палачей. Нельзя войти в ад и выйти оттуда прежним. Как и вглядываться в бездну, не поселив кусочек ее в своей душе.

      Француз неуверенно коснулся пальцев Поль, и девушка даже не отдернула руку, подняла на него глаза, ставшие влажными от слез.

      – Я клянусь тебе, – взволнованно заговорил Паскаль, – мы разберемся с Вольфом и Шварцем и все. Ты, если хочешь, никогда меня больше не увидишь. Живи спокойно со своим банкиром в своих Альпах, забудь все. Заведи наконец детей. Троих. Назови их в честь ребят. И большую лохматую собаку. И кошку… Стань толстой и счастливой. Но только после.

      Он нежно вытер слезы с лица бывшей подруги.

      – Это наш последний бой, – добавил он.

      – Хорошо, – сквозь слезы улыбнулась Поль, – будь по-твоему. Но… – ей хотелось вырвать руку, но в тоже время она признавала, что соскучилась по родному теплу своего друга. Таким, каким он был до войны, по их странным отношениям в компании, где они все постоянно любили притрагиваться друг к другу, обниматься, валяться все в одной огромной кровати без какого-то эротического подтекста, – но я не хочу, чтобы ты уходил. Ты еще должен будешь стать крестным моим детям.

      И она сделала то, чего не делала последние лет десять своей жизни – крепко обняла француза и уткнулась лицом в его лохматые жесткие волосы. Так они и стояли, обнявшись, дыша почти в унисон, пока Поль не задрала голову и не бросила еще один долгий взгляд на причудливую крышу Пантеона.

      – Знаешь, – тихо проговорила она, – если верить мифам, то у древних греков был непентес, волшебный напиток отнимающий память. Хотела бы я знать его рецепт.

      Буэнос-Айрес, февраль 1951 года.

      Бедняга Паскаль плохо переносил жару. Все-таки он был избалован мягким и умеренным климатом родного