Обрывки. Павел Гушинец

и ладно, – я отсаживаюсь подальше, демонстративно открываю ноутбук.

      Вздыхает, смотрит на меня с осуждением. «Нет, милая, я с твоей мамой тринадцать лет живу, я все ваши штучки знаю».

      – Ну вот что ты за отец?!

      «Ага, клюнула».

      – Совершенно не интересуешься жизнью дочери.

      – Угу, – говорю я, увлечённо рассматривая, как по буквам текстового редактора ползёт какая-то букашка.

      – У меня, может быть, проблемы.

      Букашка старается, преодолевает контуры буквы «д» в слове «демобилизация» и приближается к «е». С такой скоростью она дембельнётся минут через пять не меньше.

      – Ты меня слушаешь вообще?

      Закрываю ноутбук, с демоническим хохотом обрекая букашку на тьму и стенания, смотрю на дочь.

      – Да, я тебя слушаю.

      – Ну ла-а-а-адно, – снисходит «прынцесса». – Это всё Сашка.

      – Какой Сашка? – поднимаю я брови, стараясь вспомнить всех сопливых и вихрастых одноклассников в отглаженных брючках, которых я видел в одной шеренге первого сентября.

      – Ну Сашка-же, – возмущённо смотрит на меня дочь.

      – Ага, Сашка, – тут же соглашаюсь я. – Белобрысый такой.

      – Ну па-а-а-ап, – ворчит Соня.

      – А, это другой. Понял, понял. Сашка. Что он сделал?

      – Взял сегодня мой портфель и на пол его бросил.

      – Безобразие, – говорю я. – А ты что?

      – А я ему говорю: «Ты что, дурак?»

      – А он?

      – А он заржал, как ненормальный, и убежал из класса.

      – Безумная история, – говорю с сочувствием. – Не знаю, как бы я такое пережил. Но ты у меня сильная, ты справишься.

      – Ну па-а-ап.

      – А! Ещё не всё? – встрепенулся я.

      – Конечно не всё! А ещё он вечно ходит за мной с Колькой и хихикает.

      – Хихикает, значит? Это уже серьёзно. Настораживает. Ты подойди к ним, когда заметишь, что хихикают, и в лоб спроси: «Чего хихикаете?» Прям так и спроси!

      – Понятно, – вздыхает дочь. – Что с вас, мужиков, возьмёшь? Пойду у мамы спрошу.

      И удаляется. Оставив меня на кухне с пустой кружкой из-под чая и в растерянности.

      – Нет, ну ты видел? – спрашиваю я у хомяка.

      Хомяк крутит колесо, поблёскивая бусинками-глазками. Ему не до человеческих проблем, у него дело есть. Я давно подозревал, что наш хомяк всё-таки девушка. Никакого сочувствия. Пойду рыбкам пожалуюсь. Там их много, самцы точно найдутся.

      Пару дней Соня ходила задумчивая. О чём-то они с мамой пошушукались, но это шушуканье помогло мало. А потом Сашка с грацией невыспавшегося носорога сам всё испортил. Мы, мужчины, в этих вопросах профаны полные.

      Решил он в среду на второй перемене перейти к активным действиям. Подошёл к Сониной парте, взял портфель и на пол бросил.

      – Ты что, дурак? – ожидаемо отреагировала Соня.

      – Ага, – радостно отозвался Ромео, и поддал портфель ногой. – А ты…

      И тут он её обозвал. Слово было не то, чтобы нецензурное, и не то,