#тонинысказки. Антонина Яхина

жизни: петь песни солнцу, летать в головокружительной высоте, вить гнёзда и забивать щели между ветками пухом.

      Но проходили дни, и Хлоя оставалась человеком.

      Как-то раз, когда она сидела на скамейке заброшенного городского пирса, наблюдая громкую и изящную охоту чаек, рядом сел дедушка, похожий на степного орла. Его гордый профиль и седина на висках внушали уважение. Он поставил красивую лакированную трость перед собой и положил на неё подбородок. Так они просидели в молчании долгое время.

      – Мечтаешь? – неожиданно спросил дедушка. – Я тоже всю жизнь мечтал, – не дождавшись ответа, продолжил он, – я хотел быть птицей. Хотел летать высоко, видеть далеко, быть свободным и быстрым. Я мечтал проснуться птицей, даже когда родился мой третий сын. А перешагнув семидесятилетний рубеж, мечтать перестал. Знаешь почему? – дедушка развернулся и посмотрел глазами, подёрнутыми легкой старческой пеленой, прямо в лицо девушки.

      Хлоя покачала головой из стороны в сторону.

      Он отвернулся и занял прежнюю позицию:

      – Потому что я начал жить, – дедушка улыбнулся, вспоминая о чем-то. – Когда я понял, что люди своими мыслями летают высоко, своими сердцами поют дивные песни, а своими объятиями согревают даже в самые лютые зимние вечера, я наконец-то почувствовал себя своим.

      – И это понимание делает вас счастливым? – спросила Хлоя.

      – Да, – спокойно и твёрдо ответил он. – Я счастлив, потому что являюсь особенной птицей… Как и все, парящие в человеческой стае.

      Кто это?

      Я делила мир на белое и чёрное.

      Кто это? Вороньё на заснеженном поле? Или просто грачи? Десять штук. Десять маленьких чёрных точек. Будто кто-то писал здесь текст, а потом передумал: текст стёр, а неровное многоточие так и осталось. Ждёт, когда раскидает ветер.

      Ветер – мой верный спутник. Я ношу его в сердце, в карманах, крепко держу в кулаках. А он целует меня, распускает мои тонкие пальцы и сыплет, сыплет в лицо мне снег…

      Снег. Здесь я бы поставила твёрдую точку, но снег не бывает один. Вот он: в роще, средь голых деревьев, глушит своё одиночество.

      Я делила мир. Но его глубина накрывала многоголосицей. И вся полнота чёрного, вся полнота белого сливались в одно бесконечное изобилие.

      Где-то там, на заснеженном поле, я: вороньё или – просто – грачи.

      Сумеречный хранитель

      Вовка сидел в подъезде на подоконнике пятого этажа и хлюпал носом. Хлюпал не потому, что простыл, а потому что обидно было до ужаса: в запертой подлым автоматическим замком пустой квартире отряд бравых пластмассовых бойцов в полном вооружении ожидал своего генерала – Вовку то есть – аккурат в центре прихожей. Но только Вовка начал игру, выскочив за входную дверь проверить обстановку, как дверь захлопнулась. Ясное дело: игре конец. Мама вернётся не скоро, на улицу не выйдешь – смеркается.

      Вдруг Вовка услышал стук в оконное стекло. Сначала подумал, послышалось, но нет – стучали