Маргиналии. Выпуск первый. Максим Велецкий

списать его (безо всяких кавычек) богоборчество на то, что он жил в те времена, когда вопросы нравственности стали предметом рефлексии. Но нет – обвинения богам мы видим еще у Гомера, который, правда, эти обвинения не поддерживает. У него Зевс удивляется человечьему неразумию:

      «Странно, как смертные люди за все нас, богов, обвиняют!

      Зло от нас, утверждают они; но не сами ли часто

      Гибель, судьбе вопреки, на себя навлекают безумством?».

      Гомер вынужден оправдывать богов. Отсюда мы можем заключить, что недовольство богами («зло от нас, утверждают они») было широко распространено. В общем, греческое мироощущение можно выразить так: боги, конечно, есть, но они, как явствует из мифов и наблюдений за жизнью, нас не очень-то любят. Они одаривают порочных и делают несчастными добрых – да и сами чужды добродетели. А после смерти они определяют нас туда, где будет еще хуже, чем здесь. Таков мир – и другого у нас нет и не будет. Несколько более благожелателен к Зевсу Гесиод – у него начальник Олимпа является заступником невинных и карателем виновных – но отчего-то медлящим со своим судом:

      «Зевсово око все видит и всякую вещь примечает;

      Хочет владыка, глядит, – и от взоров не скроется зорких,

      Как правосудье блюдется внутри государства любого.

      Нынче ж и сам справедливым я быть меж людей не желал бы,

      Да заказал бы и сыну; ну, как же тут быть справедливым,

      Если чем кто неправее, тем легче управу находит?

      Верю, однако, что Зевс не всегда же терпеть это будет».

      На что же мог надеяться древний грек, если природа сущего столь печальна? Ответ одновременно прекрасен и ужасен: надеяться он мог только на себя. Если в ином мире ничего хорошего нет, то следует сделать из этого мира хоть что-то приличное. Отсюда возникает греческая наука – как эмансипация от религии. Ведь если от богов бесполезно ждать блага, то пропадает смысл вообще брать их в расчет. Как говорил герой «Бойцовского клуба», «лишь утратив все до конца, мы обретаем свободу», а «свобода есть утрата всяческих надежд». Грек не надеялся на бога – и обрел свободу – в разуме и добродетели.

      Классическая греческая культура до сих пор поражает своей светскостью – и это неслучайно: культура вообще мало совместима с религией. При этом нужно отметить, что философия возникает не как выражение этой светской культуры, а как оппозиция ей. Но не с целью вернутся к религии Гомера и Гесиода – напротив, философия поставила задачу создать новую религию, отвергнув и естественнонаучные достижения, и традиционные мифологические верования. Пифагор, Гераклит, Парменид, Сократ, Платон занимались этим – созданием новой теологии – на протяжении всей жизни. Но поскольку дух времени уже был светским, они (по крайней мере, Сократ и Платон) были вынуждены говорить с соплеменниками на светском языке, на языке разума.

      Философия как высшая форма эмансипации разума возникла именно из оппозиции к эмансипации разума – таков главный парадокс