Человек-Черт. Алексей Владимирович Июнин

оттолкнула Николая Ивановича, заставив того всем своим двухцентнеровым туловищем грохнуться на вешалки с одеждой. Мужчина упал как автомобилем сбитый, а женщина вошла в квартиру. Перешагнуть через грузное тело в халате ей не удавалось, поэтому она просто наступила на жирную плоть туфелькой, вонзив в Толоконникова острый как гвоздь каблучок. Николай Иванович ойкнул. Ворвавшись как захватчик в двухкомнатную жуевскую квартиру, Левит сама оказалась во власти происходившего тут бреда, составляющими которого являлись не только сладкая дымка и сладострастно звучащая из колонок проигрывателя аудиопроизведение маркиза де Сада «120 дней содома», но и гости. Покрасневшая от гнева Олеся Нахимовна была тут не первой и не второй. Помимо с безуспешно поднимающимся с коврика в прихожей Николая Ивановича Толоконникова, в квартире находилась неопрятно одетая в откровенный наряд блондинка с прямыми волосами цвета пепла, Олеси не знакомая. При появлении непрошенной гостьи, длинноволосая блондинка вздрогнула, но быстро оценив татуировки на теле госпожи Левит, заулыбалась и протянула к женщине руки для объятий. Олеся отстранилась от пепельной блондинки и напоролась взглядом на сидящую на краю дивана женщину в ночной сорочке и с бигуди на голове. Лицо тетеньки выражало счастье и радость. Одной рукой она поглаживала по острому колену создание, восседающее на кресле, но смотрела женщина в другую сторону. Олеся Нахимовна обозначила ее как мать, оставившую того мальчика что ревел в соседней квартире. Левит сильно захотелось окунуть ее улыбающуюся голову в бочку с ледяной водой и отшлепать по щекам, чтобы в ее одурманенных мозгах проснулась та часть, что отвечает за материнский инстинкт.

      – Мамочка! – воскликнул парень в кресле рядом с диваном. – Мать, ты к нам на огонек?

      – Что за дьявольщина тут происходит? – ошеломленно проговорила Олеся Нахимовна. Приближаясь к развалившемуся в кресле юноше. Парень утратил юношескую красоту, он стал отталкивающим, еще более уродливым чем еще несколько часов назад. Его костлявое иссушенное тело заняло в кресле позу надменности. Сильно смуглое лицо с бородкой озарялось улыбкой-ухмылкой, сверкая маленькими острыми зубками желтого цвета. Он подмигнул Олеси и, высунув длинный острый язык, быстро повел им так, будто вылизывая изнутри какую-то невидимую емкость, типа баночки. Длины его языка хватило бы чтобы достать до глаз.

      Нос проваливался, он был столь мал, что его практически не было.

      – Мать, – проскрипел он, – не шурши. Лучше присядь вон там. Расслабься, пыхни кальяна…

      – Андрей! Ты что делаешь?!

      Одной рукой Жуй поддерживал лежащую на колене баранью голову. Самую настоящую. С витыми рогами. С полузакрытыми закатившимися глазами, со струйкой запекшейся крови из ноздри. У головы барана не было крышки черепа, Жуй присосался к коктейльной трубочки, опущенной в бараний череп и с удовольствием сделал несколько глотков. Левит видела как по полупрозрачной трубочке поднималась розовая жидкость. Жуй