Калейдоскоп, или Наперегонки с самим собой. Лев Юрьевич Альтмарк

на идиш».

      Мама как-то рассказывала, что в детстве училась в еврейской школе в местечке, откуда была родом, и в их семье не только разговаривали, но и читали газеты и книги на этом языке. Однако прошло столько лет, смущенно добавляла она, и многое забылось, речь она ещё понимает, а вот сказать или прочесть что-нибудь самой уже трудновато. Отвыкла без практики. Яшка и вовсе не знал на идиш ни слова, да его никто и не учил. Вряд ли этот язык когда-то пригодится, считали взрослые, а вот немецкий, который изучают в школе, другое дело. С ним можно врага бить.

      – Возьму всё-таки пару писем на идиш, – решил он, – прочесть их всё равно никто не сумеет, а я скажу, что они про войну, и написал их погибший герой. Ведь это действительно так…

      Не дожидаясь, пока пропажу обнаружат, он помчался в школу к Моисею Захаровичу. Письма, бережно завёрнутые в газету, положил для пущей сохранности в учебник.

      – Моисей Захарович ушёл, – сказали ему в учительской. – Если ты принёс что-нибудь для музея, то положи ему на стол. Сюда все складывают. Да не бойся, всё будет в целости и сохранности.

      У школьного крыльца Яшка встретил Комодина, который волок большую картонную коробку, и на коробке почерком его отца было размашисто выведено: «В дар школьному краеведческому музею от дважды героя Советского Союза Павла Комодина».

      – Комод, чего тащишь? – не выдержал Яшка. – Ну-ка, засвети.

      Комодин-младший бережно поставил коробку на землю, демонстративно вытащил пачку «Казбека» и закурил, не опасаясь, что его увидят из школьных окон. Любому другому за это влетело бы по первое число, но с Комодом никто из учителей старался не связываться.

      – Модель истребителя, на котором батя бил фрицев, – гордо сообщил он. Комодин знал, что этому экспонату будет уготовано в музее центральное место, но ему было всё же любопытно узнать, что принесут остальные. – А ты что тащишь?

      – Фронтовые письма погибшего героя, – ответил Яшка. – Между прочим, Скворец притащил дедов орден. Сам видел на столе у Моисея Захаровича.

      – Труба Скворцу, – со знанием дела заявил Комодин, – за такие фишки дед ему уши открутит! Батя бы меня просто убил!

      Яшка пожал плечами и ничего не ответил.

      – Ну, я пошёл, – не выпуская папиросу из зубов, Комодин поднял коробку и направился к школьным дверям. – Будь здоров, фронтовой почтальон!

      Новую экспозицию школьного музея, собранную силами учащихся, было решено открыть через неделю, к концу учебного года и к началу каникул. Все эти дни Моисей Захарович ходил счастливый и праздничный, но никого из ребят в музей не пускал, обещая показать всё сразу, когда стенды и витрины для новых экспонатов будут готовы.

      Неделю школа гудела растревоженным ульем. У всех было праздничное настроение, правда, его немного подпортил дед Юрки Скворцова, который приходил скандалить из-за ордена, и орден ему тут же вернули. Других инцидентов не было.

      По случаю открытия музея провели торжественную пионерскую линейку, на которую пригласили Комодина-старшего.