Новоросс. Секретные гаубицы Петра Великого. Константин Радов

же говоришь: Божья воля? Помрет – стало быть, пора приспела. Тем паче, коль не мы повезем. Завтра похлопочу, тут один парнишка о нем справлялся.

      – Куды прешь, чухна немытая?! По харе давно не получал?!

      Пятятся кони, хлобыстнутые по мордам, наш возница шустро соскакивает наземь, кланяется в ноги, ломая шапку, – а вожжи не забывает придерживать. Его шутейно, через тулуп, вытягивают плетью по спине. В окружении верховых слуг проносится, расплескивая снежную слякоть, золоченая карета шестериком. Большой чин едет. На парочке, запряженной в простую кибитку, поперек пути такому не суйся!

      Мужик рукавом утирает щеку от грязи, провожает кавалькаду опасливым взором и снова утверждается на облучке, ловя задницей пригретое место. Молодой парень рядом со мною шепчет вдогонку карете витиеватое морское ругательство. Возница резко его обрывает:

      – Нишкни, Илюха! Здесь тебе не Аньстердам!

      – Знамо дело, Питер – мать его через пресвятую троицу – бурх!

      – Ну и чем те Питер не ндравится? Тут тоже жить можно! Намедни была свадьба у Головиных – так всем прохожим по чарке наливали!

      Я на мгновение просыпаюсь от апатии:

      – У кого свадьба?

      – Так эта… Иван Михайлович за вдового князя Трубецкого дочку выдавал.

      – Которую?

      – Да как же ее… Эту… Ольгу Ивановну!

      Он втягивает голову в плечи, чрез всю крестьянскую толстокожесть понимая, что смолол лишнее и можно крепко получить по загривку; но мне никогда не нравился обычай карать дурных вестников. Да и сил нету.

      Н-да. Была у меня невеста.

      Давным-давно. Тысячу лет назад, наверно.

      Дай Бог ей счастья с Трубецким. Сенатором и князем. У которого внукам скоро в полк записываться. Чью фамилию носит бастион, где меня держали полгода. А я боялся, что стар для нее!

      Похоже – мне в самом деле пора.

      – Поворачивайся, Александр свет Иванович – изволь откушать… Молочка горячего, с медом… Вот сало медвежье топленое: давай-ка пей, пока не застыло…

      – Когда ж вы от меня отстанете, ироды! Дайте хоть помереть спокойно. Пожил, пора и честь знать.

      – Нет, миленькой, – не время тебе. Когда Илюшка-внучок только привез твою милость, и впрямь смертушка в головах стояла. А теперича хочь маленько, но назад отшагнула. Так мы ее шаг за шагом, да и спровадим!

      – Зачем?

      – Зовет она тебя, значится… К себе манит… Не слушай проклятую! Тебе, батюшка, жить долго надо.

      – Не хочу.

      – Великий грех и адская гордыня – от Божьего дара отказываться. А окромя того… Я ведь, сущим младенцем бывши, застал ишшо блаженной памяти государя Михаила Феодоровича, о здравии его в церквах возглашали… Сочти, сколько лет на белом свете прожил. И во всю свою жизнь не слыхивал, чтобы кто перед царем за мужиков заступался!

      – Дозаступался – сам видишь, чем дело кончилось.

      – Понятно, оболгали тебя бояре.

      – Уймись, дед Василий. Сам я виноват. Глупость сгоряча сделал: себя погубил, а проку никакого.

      – Прок