Дар царицы Савской. Наталья Александрова

мы наконец будем обедать? Ты приготовила борщ? Я тебе велела борщ!

      – Мама, подожди, мы не дома… – вполголоса сказала Василиса, покосившись на дверь.

      – Почему я должна ждать? – недовольно отозвалась Вера Ивановна. – Мне, между прочим, в туалет нужно…

      – В туалет? – забеспокоилась Василиса. – Сейчас я тебя отведу в туалет! Потерпи…

      – Зачем меня отводить? Что ты из меня дуру делаешь! Я что, не знаю, где у нас в доме туалет?

      – Но, мама, я же говорю, что мы не у себя дома!

      – Ты вечно говоришь какую-то ерунду! Лучше скажи, когда мы будем обедать.

      – В самом деле, сколько можно ждать? – подал голос до сих пор молчавший Роман Андреевич. – Это уже похоже на издевательство! Сидим тут, как будто у нас своих дел никаких нету! Григорий, сделайте же что-нибудь!

      – Я? – Григорий смешался. – Но почему я?

      – А кто же еще? – язвительно проговорила Эльвира. – Ведь это ты… вы все время даете понять, что вы – ближайший родственник и главный наследник! Вот и действуйте наконец!

      – Мне нужно в туалет! – пробасила Вера Ивановна. – Я не намерена больше ждать!

      Она поднялась и решительно направилась к двери, за которой была спальня Анны Ильиничны.

      – Мама, куда ты! – Василиса вскочила и бросилась за матерью, но упустила момент.

      – Я знаю, куда! Я, слава богу, еще не в маразме! – провозгласила та и открыла дверь.

      Сделав шаг вперед, она, однако, остановилась и проговорила, ни к кому не обращаясь:

      – Безобразие! В доме бардак! Какие-то старые женщины на полу валяются!

      – Мама, что ты говоришь… – пролепетала Василиса, догоняя мать… и вдруг завизжала дурным голосом.

      – Что такое? – Григорий вскочил, чувствуя неладное, и бросился к двери.

      Вера Ивановна с дочерью перегородили дверной проем, и из-за них ничего не было видно. Григорий вытянул шею, пытаясь заглянуть в спальню, потом, оставив правила хорошего тона, растолкал женщин, пролез между ними и шагнул вперед…

      И застыл на месте.

      Анна Ильинична лежала на полу перед дверью, широко раскинув руки. Подол халата некрасиво задрался. Она не подавала никаких признаков жизни, хотя глаза ее были широко открыты, а выражение лица… это было самое удивительное и страшное.

      На лице Анны Ильиничны застыло насмешливое и ехидное выражение, как будто перед самой смертью старая дама над кем-то смеялась.

      Григорий бросился к тетке, опустился перед ней на колени, попытался сделать ей искусственное дыхание, но никак не мог вспомнить, как это делается.

      Наконец за спиной у него раздался скрипучий, высокомерный голос Романа Андреевича:

      – Оставьте, молодой человек! Вы разве не видите – ваша тетушка мертва!

      И только тогда Григорий признал непреложную очевидность этого факта.

      Тут же в голове у него промелькнуло несколько неуместных, несвоевременных мыслей.

      Во-первых – что тетка умудрилась-таки всех разыграть.

      Во-вторых – что это, может быть, и к лучшему – ему