Дни стужи. Максим Макаренков

следил за очередностью его смен и перерабатывать не давал. Был Харитон лучшим из слухачей – умел поймать направленную мысль с такой точностью и ясностью, какая другим и не снилась. Только через него Старшой связывался с дальними постами и отрядами, отправленными с особыми поручениями. Только он дежурил или страховал других слухачей во время самых опасных дел, когда от любого случайно пойманного слова-образа зависела жизнь порубежников.

      Словом, был Харитон оберегом московских порубежников, человеком важным и нужным, при этом оставался нормальным мужиком, скромничал, служил не за страх, и даже не за награды, а за совесть, потихоньку готовил себе смену да копил на домик в ближайших посадах.

      Пока что-то его не выжгло. Что – точно никто не знал. Стас узнал о беде только вернувшись с патрулирования, а увидел Харитона в лазарете спустя несколько месяцев. И охнул.

      Кряжистый неторопливый мужик, всегда казавшийся чуть задумчивым, на что многие и ловились, превратился в высохшего суетливого старичка с нездоровой зеленоватой кожей. Он непрерывно мелко семенил по коридорам лазарета и бормотал надтреснутым голосом:

      – Стекло. Осторожно. Осторожно надо. Бьется. Колючее. Колючее стекло. Повсюду. Оно невидимое, но черное.

      И все время стряхивал какой-то тряпочкой что-то невидимое с больничной пижамы. Сестры сказали, что Харитон стряхивает невидимые, но очень острые мелкие осколки. Если Харитон начинал говорить о черном стекле, значит, дело совсем плохо, придется его поить настоями.

      Так и прилепилось к нему прозвище Стеклянный дед. Порубежники вздыхали, поначалу навещали Харитона часто, потом, как оно всегда и бывает, все реже и реже – закручивались дела, служба шла. И вот однажды Стас решил навестить Стеклянного деда и узнал, что в лазарете его нет. Не было его и в богадельне, где доживали свои дни безнадежно увечные и скорбные головой порубежники.

      Оказалось, Харитон все же пришел в себя, насколько это было возможно, Старшой выхлопотал ему пенсию, да еще и в обход всех приказов и распоряжений выходное пособие, которого хватило на скромное жилье. Все думали, что Стеклянный дед уедет, как хотел, в посад, но он собрал невеликий свой скарб и поселился почему-то в заброшенном доме в китайгородских переулках. Деньги же положил в банк, откуда аккуратно снимал небольшую сумму каждый месяц и тратил ее на еду и редкие книги о старой Москве, которые выискивал повсюду.

      Правда, частенько на него находило, и тогда он бродил потерянный меж домов и бормотал о стекле, которое надо обходить, о том, что очень страшно порезаться, и рассказывал о таких местах, что даже у Стаса и Ивана мурашки бегали.

      В такое время он плохо понимал, кто он и где, тыкался в каждую подворотню, а если его задевали, плакал, что могут разбить, и жаловался, что его уже раскололи на кусочки и он ищет отлетевшие осколки.

      Немногочисленные соседи знали, что Стеклянный дед – существо безобидное, обматывали ему руки мягкими тряпицами и отводили домой. Несколько раз, в самые морозы, Иван и Стас забирали