Кисло-сладкое. Татьяна Александровна Грачева

Соне сначала стало неловко, но потом она решила считать это комплиментом. Они просто ей завидуют: её молодости, красоте и фигуре. Для них самое интересное осталось в прошлом. Сколько им? Тридцать пять? А может, и больше. Дома ждёт диванный муж с пивным брюшком, борщи и коллекция непарных носков по углам, а вот у неё всё впереди.

      Взявшись за ручку двери, Соня приостановилась.

      – Почему ты не идёшь к директору? Или к этой самой психологине? Олеся не оставит тебя в покое.

      Кристина вздохнула.

      – До пятого класса мы с Олесей были лучшими подругами.

      Соня на секунду растерялась. Их нынешние отношения дружбой и не пахли.

      – Оттого, что ты молчишь, как овца на заклании, и позволяешь себя унижать, становится только хуже. Роль жертвы тебе, похоже, нравится и вполне устраивает.

      Соня вышла из помещения, не забыв принять величественный самоуверенный вид. Она не пыталась обидеть Кристину, действительно полагая, что вина той в мягкотелости, трусости, ну и неопрятности. Тяжело, что ли, вымыть голову и отстирать жёлтые пятна на блузке? И этот вечно виноватый подобострастный взгляд, не хватало только надписи на лбу «пинайте меня, я всё приму, я всё заслужила».

      На урок Соня шла нарочно медленно, отрабатывала коридорную походку от бедра и неуловимую загадочную улыбку, а в голове всё ещё прокручивалась сцена в женском туалете. Ей не давали покоя сине-коричневые пятна на щеках Кристины. Чьи это были эмоции? Самой Кристины или Олеси? С тех пор как Соня увидела подобные отпечатки и научилась различать цвета, прошло много лет. В детстве Соня думала, что это никакая не особенность и все видят эти радужные разводы. Мама только умилялась её репликам типа: «Дядя сегодня синий, а папа в розовых пятнышках».

      Чем старше Соня становилась, тем явственнее понимала, что эта эмоциональная палитра доступна не всем. Точнее, никому, кроме неё. Она осторожно выспрашивала родных и знакомых, пытаясь найти в них такие же способности, а со временем то, что поначалу считала даром, переименовала в отклонение, досадную помеху. Зачем ей ненужное и неприятное знание о том, что сосед бьёт жену, или умение видеть серые следы на дороге, по которой прошёл недавно умерший человек? Естественно, своими наблюдениями и замечаниями она ни с кем не делилась. Не хватало ещё прослыть ненормальной.

      Их класс пестрел разными оттенками. Но цвета распределились неравномерно. Марк почти всегда щеголял в янтарных разводах. Каждое утро родители обновляли поцелуи на его щеках. К концу учебного дня они бледнели, но всё равно раздражающе отдавали канареечным блеском. Соня не могла представить, как он, такой великовозрастный и самовлюблённый, позволяет маме себя целовать? В её воображении это выглядело нелепо и даже постыдно.

      Олеся ежедневно оставляла на своих жертвах сине-коричневые отпечатки. Злость, обиду и страх. То, что носила в себе, она выливала на неугодных ей одноклассников. Заполучив эти неприятные метки, они разносили их по классу, словно заразу. На некоторых пятна не задерживались и таяли, побеждённые другими, более сильными эмоциями. На Бублике горели ярко, но