Тяжелая рука нежности. Максим Цхай

горизонтально. Лед, выгрызаемый ею, был кровавым. Но баба Клаша не потеряла ни одного человека с корабля, кроме двухмесячного сына, чье тело все-таки сорвало с ее пояса волной и унесло в море. Баба Клаша до конца своих дней с горечью вспоминала об этом: «Так и ушел мой мальчик в холодную воду».

      Через три недели унесенную штормом баржу вынесло на морскую территорию Японии, команду подобрал пограничный сторожевой крейсер. Весь экипаж отправили в лазарет, а после за решетку как возможных советских шпионов – время было послевоенное.

      Год просидела баба Клаша в японской тюрьме. Рассказывала, что режим заключенного был расписан там по минутам. В семь утра подъем, заправить койку, на туалет пятнадцать минут, дальше – завтрак, оканчивавшийся по звонку, потом заключенный должен сидеть в определенной позе, которую можно поменять к определенному времени, потом в другой позе… И так до отбоя.

      За неисполнение – наказание. Заключенных запирали в специальных камерах, они просовывали руки в особые отверстия, кисти им связывали жесткой веревкой, к которой маятником были подвешены гири. По коридору ходил часовой и раскачивал их. Веревка быстро перетирала кожу и впивалась в мясо. Часовой продолжал размеренно ходить и раскачивать гири.

      Была она и в пыточной – закрытой камере с конусообразным полом. Пол застилали брезентом, вся кровь собиралась в центре конуса. После того как человека уносили, кровь вычерпывали, брезент мыли, и снова камера становилась идеально чистой.

      Выбралась она из японской тюрьмы, сымитировав сумасшествие – на одном из допросов стала играть с чернилами и заговариваться.

      Ее, признав невменяемой, отправили в Союз.

      В Союзе баба Клаша снова загремела за решетку – уже как шпион японский.

      После долгого разбирательства баба Клаша была сослана в Ташкент, где вскоре возглавила дом престарелых. Приняла сложное, запущенное хозяйство и быстро навела в нем истинно хановский порядок – жесткий, но справедливый.

      Стариков перестали обкрадывать на кухне, это сразу подняло авторитет новой управляющей.

      А после того как умерших начали хоронить не где придется, иногда и креста не поставив, а на импровизованном кладбище, обязательно закапывая в изголовье могилы стеклянную банку с запиской, кто, что и когда (для детей, если решат навестить родителей хотя бы после смерти), на бабу Клашу ее подопечные стали просто молиться.

      Хотя меньше всего она нуждалась именно в молитвах – была боевой, веселой, энергичной и в восемьдесят лет. Любила выпить хорошей водки, тогда начинался цирк: баба Клаша была истинным художником матерного слова, почти каждый ее нецензурный перл, выданный в нужное время и в нужном месте, валил гостей под стол.

      «Аччччхуууу!!!»

      «Клаша, ну ты закрывайся хоть, люди же сидят…»

      Баба Клаша смачно сморкается в кружевную салфетку и удивленно обводит всех круглыми глазами.

      «Да? А чего? Природа!»

      «Клаша, опять ты там уселась, детям мешаешь телевизор смотреть… Ну что ты там стоишь