Король. Том I. Александр Верт

к этим рукам, пробежаться пальцами по вздутым венам на левой руке, по рубцам на правой, потом захватить эти руки и целовать долго и преданно, пока он, наконец, не поверит в искренность ее извинений.

      Теперь ей было стыдно за то, что она сама его ударила. Оттого в груди все клокотало, но прикоснуться к нему она не успела.

      Антракс резко прижал ее к себе, целуя за ухом, и схватил руками корсет. Пальцы впились в обе половинки у самой груди так внезапно, что у Лилайны перехватило дыхание.

      – Ан, – буквально простонала она.

      Он не ответил, захватывая губами ее ухо и почти кусая, но все равно дразнясь. Она закрыла глаза и коснулась руками его рук у самых локтей, чтобы не остановить, а лишь ощутить, как напрягаются мышцы, как они твердеют и перекатываются, пока лента натягивается, вжимаясь в грудь, а потом лопается, словно струна, под его пальцами.

      Тогда только выдохнуть, но он сжимает пальцами ее грудь, позволяя корсету упасть, и впивается губами в ее шею, так что дыхание у Лилайны замирает.

      – Ан…

      Ей хочется и плакать, и просить прощения, и каяться, и целовать его, но ей даже говорить сложно, когда за ее спиной настоящий эштарский варвар, воспитанный манерами, но дикий и необузданный внутри.

      – Лил, ты ведь пьешь отвары, как я и просил? – внезапно спросил Антракс, поднимаясь руками выше и сжимая ее плечи.

      – Зачем ты спрашиваешь об этом сейчас? – спросила Лилайна с явным раздражением.

      Разговоры об отварах ее злили. Она хотела бы родить Антраксу еще одного ребенка, но тот был настолько категоричен, что заставил ее пить какие-то отвары, что, по его словам, делали беременность невозможной, а главное могло оказаться так, что она станет невозможна навсегда.

      Он хотел, чтобы она пила их сразу после рождения Амары и все из-за странного сна, где Снежный Бог сказал не заводить третьего ребенка, а она хотела, даже беременность ухитрилась скрывать какое-то время, уехав из столицы, а потом они впервые по-настоящему поссорились. С тех пор так и ссорятся всякий раз, когда речь заходит об отварах.

      – Зачем? – спрашивает Лилайна, вырываясь.

      Он не пытается ее удержать, даже отпустил, чтобы она обернулась и посмотрела на него, в очередной раз ударяя словами так сильно, как умела в этом мире, наверно, лишь она одна.

      – Может, я ненавижу все эти отвары? Может, я хочу все исправить? Я ведь еще не такая старая и могла бы родить тебе еще одного ребенка, здорового! Может, тогда ты простил бы мне…

      Она не договорила, потому что в его глазах мелькнула ярость. Он сделал тот самый резкий шаг ей навстречу, схватил за рубашку и встряхнул, заставляя подняться на носочки.

      – Я чуть тебя не потерял, дура! Ты хоть понимаешь, что ты сама чуть не умерла!? Лил! Причем тут дети, если я могу остаться без тебя?!

      Еще никогда в жизни он так на нее не орал, глядя прямо в глаза, натягивая ткань ее рубашки до треска, сжимая челюсти между словами так, что голубоватые рубцы на правой щеке вздувались.

      Он