Хорошая дочь. Карин Слотер

бойни показалась настолько знакомой, что Чарли оцепенела. Она замедлилась до трусцы, потом до быстрой ходьбы. Она это уже видела. Она знала, что все это можно сложить в коробочку, закрыть ее и убрать подальше, что можно продолжать существовать, если не очень много спать, не очень много дышать, не очень много жить, чтобы смерть не вернулась и не утащила тебя, готовенькую.

      Где-то со стуком открылись двери. В коридоре послышались громкие тяжелые шаги. Кто-то кричал. Визжал. Плакал. Кто-то выкрикивал какие-то слова, но Чарли их не понимала. Она была под водой. Тело ее двигалось медленно, руки и ноги с трудом преодолевали сопротивление среды. Ее мозг документировал все то, что она видеть не хотела. Мистер Пинкман лежит на спине. Его синий галстук перекинут через плечо. Из центра белой рубашки расходится кровавое пятно. Левая сторона головы разворочена, кожа лохмотьями свисает с белой кости черепа. Там, где должен быть правый глаз, – глубокая черная дыра.

      Миссис Пинкман была не около мужа. Она оказалась той орущей женщиной, которая внезапно прекратила орать. Она держала на коленях голову девочки и прижимала к ее шее нежно-голубой свитер. Пуля повредила что-то жизненно важное. Руки у миссис Пинкман были залиты красным. От крови бриллиант на ее обручальном кольце стал похож на вишневую косточку.

      У Чарли подкосились колени.

      Она опустилась на пол рядом с девочкой.

      Она видела себя, лежащую на земле в лесу. Сколько ей тогда было, двенадцать? Тринадцать?

      Тонкие юные ноги. Короткие черные волосы, как у Гаммы. Длинные ресницы, как у Сэм.

      – Помогите, – хрипло прошептала миссис Пинкман, – пожалуйста.

      Чарли протянула руки, не зная, что делать. Глаза девочки закатились, а потом она вдруг посмотрела на Чарли.

      – Все хорошо, – сказала Чарли. – С тобой все будет хорошо.

      – Пойди пред этой невинной душой, Господи, – молилась миссис Пинкман. – Не оставь ее. Поспеши, Боже, на помощь ей.

      «Ты не умрешь, – мысленно умоляла Чарли, – ты не сдашься. Ты окончишь школу. Поступишь в колледж. Выйдешь замуж. Ты не оставишь своей семье зияющую дыру на месте твоей любви».

      – Поспеши на помощь мне, Господи, спаситель мой.

      – Посмотри на меня, – сказала девочке Чарли. – Ты поправишься.

      Было очевидно, что она не поправится.

      Ее веки задрожали. Посиневшие губы приоткрылись. Маленькие зубы. Белые десны. Нежно-розовый язычок.

      Цвет стал медленно уходить с ее лица. Чарли вспомнила, как с горных вершин спускается зима: празднично-красные, рыжие и желтые листья коричневеют и опадают, и, когда мороз ледяными пальцами дотягивается до предгорий, никакой жизни на них уже нет.

      – Господи Боже, – рыдала миссис Пинкман, – Ангелочек. Бедный ангелочек.

      Чарли не помнила, когда взяла руку ребенка, но сейчас ее пальцы переплелись с пальчиками девочки. Они были маленькими и холодными, как потерянная на детской площадке перчатка. Чарли смотрела, как пальцы медленно расцепляются и рука девочки безжизненно падает на пол.

      Умерла.

      – Код «черный»!

      Чарли дернулась от неожиданности.

      – Код