Зоя. Александра Пугачевская

Куликов спросил:

      – Ну что, будешь продолжать?

      – Конечно! – ответила Зоя. – А ты?

      – Я тоже.

      Зоя влюбилась во французский язык мгновенно и без оглядки. Это случилось так быстро, что она сама не поняла, что произошло. Девочка погрузилась в произношение и нежно, гортанно, клокотала буквой «р», которая, как ей казалось, сразу начала у неё правильно получаться. Наталья Анатольевна прочно слилась у Зои с французским языком и являлась его продолжением. Для Зои Наталья Анатольевна стала чуть ли не символом самой Франции. Занятия французским поглотили её. Теперь она жила от четверга до вторника, чтобы увидеться с Натальей Анатольевной и узнать что-то новое. Дома она оставляла занятия французским напоследок, чтобы не торопясь насладиться новыми словами и фразами.

      В доме была одна-единственная пластинка на французском – песни Эдит Пиаф. И Зоя стала крутить эту пластинку без перерыва. «Падам, падам», – надрывалась Эдит, и Зоя делала все уроки под голос певицы. Зоя представляла себе Пиаф гордой и шикарной красавицей, с роскошной шевелюрой, в ярком блестящем наряде. Но мама как-то раз рассказала Зое, что Пиаф была мелкой, больной и несчастной женщиной, и её даже называли воробушком. Это Зою смущало, хоть Пиаф и покорила весь свет своим голосом. Зоя пыталась разобрать слова песен Пиаф, но это было трудно. Она пыталась повторять слова, но в первое время получалась какая-то каша. Отдельные слова получались, например «рьен де рьен», но остальное было непонятным.

      Зоя попросила Наталью Анатольевну помочь ей выписать слова, понять, о чём так страдает Пиаф, но та только рассмеялась.

      – Идея неплохая, конечно, но так ты язык не выучишь, хотя некоторые пытались. Слушай, слушай, это не помешает.

      И Зоя продолжала слушать Пиаф.

      В школе, помимо французского, жизнь шла своим чередом. После Сониного отъезда в Израиль Зоя осталась без лучшей подруги. Ходить домой стало одиноко, да и на переменах не с кем было перекинуться словом. Хотя Соня совсем не помогала Зое бороться с нападками Власова, но от одного присутствия подруги становилось легче. А теперь Зоя осталась в классе одна. С Женей Куликовым они пересекались только на французском, и Зое приходилось терпеть Власова и двух Кать и Галю в одиночестве.

      В начале седьмого класса у Зои начало портиться зрение. Она была высокого роста, и никто не предлагал ей сидеть на первой парте. Зоя щурилась, как могла, но видела хуже и хуже. Очки девочка носить отказывалась. Ей их выписали, и она даже принесла очки в школу. Но чуть только она их вытащила из футляра и, оглядевшись, украдкой надела на нос, чтобы получше разглядеть доску на уроке алгебры, как Власов заорал: «Ребят, смотрите, ну это же „Мартышка и очки“ прямо! Зоопарк в очках!»

      Как он увидел Зоины очки, оставалось загадкой. Она надеялась, что сможет их снять до того, как Власов их заметит. Сидел Егор сзади Зои, но ничего не упускал. Его радости, казалось, не было предела. «Мартышка! Зоопарк!» – вопил радостный Власов. Учительница выставила его за дверь,