С краешку. Ирина Моисеева

невольно отводила глаза, будто нечаянно заглянула в чужую примерочную.

      И тут они увидели его. Молодой человек из пластамассы, но совсем как живой, в модной толстовке и стильных брюках смотрел на них, не надменно, а будто наоборот, скучал и ждал, кого порадовать красотой.

      – Классный какой, – прошептала Ксюша, осторожно прикасаясь к толстовке.

      – Да, видно, что настоящая вещь, не реплика, – согласилась Алевтина.

      – Я не про кофту. Парень, смотри, какой он обалденный.

      – Ксюш, это, вообще-то, манекен.

      – Я в курсе, – Ксюша продолжала прикасаться к толстовке и иногда к манекену, будто на всякий случай проверяла – точно не живой?

      – Вот почему, скажи мне, – продолжала Ксюша, – почему в жизни таких не бывает?

      – Как не бывает? А мы сейчас с тобой два часа в 3-Д очках на кого пялились?

      – Так, то не в жизни, то в кино. А у нас, вот здесь, у нас, не бывает таких. Не бывает их, понимаешь? Все какие-то обычные.

      – Да сдался тебе этот манекен, – сказала Алевтина и вздохнула. Уж Ксюше ли жаловаться. Обычные у нее. А у Алевтины никакого нет и не было, а уже третий курс заканчивает. Потому-что такие, как Алевтина, они не в тренде.

      Она вспомнила вчерашний разговор с матерью.

      – Мама, почему я такой колхоз, – говорила она, глядя в зеркало.

      – С чего это колхоз? Ты такая стройненькая.

      – Ну и что фигура. А лицо, ты лицо мое видела? Колхоз.

      Да, с фигурой проблем не было. Алевтина была из тех, про кого говорят: «Жрешь и не толстеешь? Точно ведьма». А лицо, мягко говоря, подкачало. Губы толстые, нос толстый, глаза маленькие.

      Никакой макияж, никакие татуажи не спасали положение. Даже визажисты не спорили с ней, когда она начинала им ныть «у меня лицо никакое, мне ничего не поможет».

      – Да что ты заладила, колхоз, колхоз. Ну хорошо, мы с папой в деревне выросли, колхозники мы, выходит. И бабушки, и дедушки, все из деревни. И что, я тоже колхоз? Мы с твоим отцом тридцать лет душа в душу, он до сих пор мне цветы дарит, так что, по-твоему, притворяется?

      – Ну мам, ты красивая, и бабушка, вы другое дело, – Алевтина провела рукой по черно-белой фотографии с бабушкиной свадьбы. – А я даже сама не пойму, в кого я такая.

      – Зато ты стройная, ножки вон хорошие. Не бросила бы танцевальный, сейчас бы уже примой была.

      – Мам, кстати, ты помнишь Юру? Ну с которым я в паре танцевала.

      – Помню, конечно.

      – Гляди! – Алевтина стала листать в телефоне картинки. – Он же фотомодель теперь, в агентстве работает, для рекламы снимается.

      На фотографиях был Юра, красивый, неземной, пронзительные глаза из-под густых бровей.

      – Ну и что хорошего, парень-модель? Ну ты посмотри, в нем ведь живого ничего нет, будто искусственный. Настоящего в нем нет, характер где? Знаешь, был у нашей тети Оли. Такой же вот. Манекен.

      – И что?

      – И то. Бросил ее одну с ребенком через год после свадьбы.

      – Да при чем тут это. Нельзя всех под одну гребенку.

      Вот еще, из-за одной тети Оли отбирать у девчонок мечту. Алевтина не слушала такие