Приключения филистимлянина из Ашдода сына Хоттаба. Бетельгеус Скобни

него люди, изучавшие товар домашней кухонной утвари напротив лавки торговки, оглянулись на возмутившегося молодого человека, но ничего не говорили. Женщина, несмотря на признания городских жителей о том, что городская охрана вела не особый контроль, охранявший торговцев, все же закон покупателя и продавца оставались особые, самые доверенные друг к другу, и она не замедлила этим воспользоваться. Она была не из спокойных торговцев.

      – Что значит «тряпка»?! Это настоящий ханаанский хлопок! Я его на рынке за два гира покупала! – отвечала женщина.

      – Это?! Да наши прялки Филистии лучше соткут тебе за такую цену! – не унимался Хесен.

      Он уже был слегка опьянен вином и сделал нужные покупки, и ему пора было возвращаться домой к Нефертатонптах.

      – Эти ваши дикари, филистимлянин?! Не смеши меня! Плати деньги! Охрана! Охрана! – женщина звала рыночную стражу.

      – Зачем охрану?! – сказал Хесен, утихомирившись и скорей обращаясь к самому себе. – Давай уже всех сюда ханаанских судей! Торгашка! – сказал он громче, тем самым еще больше возбудил бубличницу.

      Отряд, проходивший мимо, заинтересовался происходящим. Кто-то из прохожих останавливался понаблюдать за ними, а кто, просто обратив внимание на скандал, проходили мимо.

      Некоторое время женщина не знала, что сказать, и тут она посчитала наглость Хесена как за приближенного к знати Иерусалима.

      – Я, молодой человек, знаю, что говорю. С тебя один гир за покрывало… – уже спокойным и ровным голосом сказала женщина.

      – Да забирай свой платок грязный! – не унимался Хесен и собирался уйти, как к ним подошли два воина.

      Одетые как городская стража, с отличием от других на рыночной гвардии не было стальных наплечников и шлемов, и на ступнях надеты были облегченные сандалии. Но на поясах, также как и у городской боевой охраны, в ножнах запрятаны ножи ассирийской ковки.

      – Вот! Вот! Грабит! Не платит! Скоро эти филистимляне всех нас разорят! Им только дай повод, начнут новые набеги, и куда только правитель наш смотрит?! Никакой защиты, никакой охраны! Бандитские лесостепники!.. – не унималась женщина. Казалось, она еще больше стала причитать, когда охрана оказалась рядом. Она знала, на что надавить.

      – Халдей! Басрем! Либиец! – говорила она, перечисляя племена, которых в Иерусалиме считали за варваров и проходимцев.

      Хесена обступили два служителя городского правопорядка, и один из них со сделанным видом обратился к Хесену:

      – Что случилось? – задал он вопрос.

      К этому моменту среди горожан появился Гомер, он остановился понаблюдать за происходящим. Ведь где был диспут, там ему пища для размышлений, хотя бы взамен той, в которой нуждался его организм.

      – Вы не знаете, она издевается, если я из Филистии, значит, уже бандит!? – не понимал Хесен.

      Гомеру был более знаком иврит, чем филистимский язык, который был лишь чем-то схож с иудейской речью, в ней отличались не только предлоги и нередко пропадали наречия. Но иврит был проще, и в нем за неделю Хесену