Сто страшных историй. Генри Лайон Олди

что он надел шапку ради меня, и покрылся холодным потом. Затем я представил, что все самураи нашей службы, включая архивариуса Фудо и секретаря Окаду, собрались здесь из-за меня, и по моей несчастной спине побежали колючие мурашки. Затем я представил…

      – Торюмон Рэйден! – возгласил Сэки Осаму. – Приблизьтесь!

      Я приблизился. А что мне оставалось? Я шел зажмурившись – и все равно видел, чуял, ни на миг не сомневался, что дознаватели, мимо которых я проходил, глядят на беднягу Рэйдена с нескрываемым сочувствием.

      – Остановитесь!

      Ну, остановился. Открыл глаза. До крыльца оставалось шагов пять, не больше. Господин Сэки пожевал губами, размышляя, что приказать теперь, и не приказал ничего. Вместо этого он сам спустился с крыльца, встав напротив меня. В руках он держал что-то, похожее на аккуратно сложенную одежду. Одежда или нет, сверху она была накрыта белым полотном, не позволяя выяснить в точности, что там.

      Полотно. Белое.

      Такое расстилают на земле, когда кто-то решает вспороть себе живот. Сам решает или ему приказывают это сделать – какая разница? Белое полотно, белые одеяния, нож. Собрание сослуживцев. Великий Будда, что я натворил?

      Лихорадочно я принялся вспоминать свои прегрешения. За время службы их накопилось с лихвой, но ничто не тянуло на приказ совершить сэппуку. Дело о двух клинках? Историю с семьей господина Цугавы замяли, не желая выносить ее на всеобщее обозрение, но я вроде бы справился с делом? Меня даже хвалили…

      Спросить? Повиниться, не зная, в чем моя вина? Пасть ниц, умолять о прощении?! Нет, это значит окончательно потерять лицо. Лучше уйти с честью: авось следующее рождение окажется удачней. Всем сердцем я мечтал о том, чтобы происходящее обернулось театром: невзаправду, понарошку, скоро занавес… Вот уж точно – скоро занавес! Когда не надо, театр тут как тут, а когда требуется позарез – проси, не проси, хоти, не хоти, а жизнь идет своим чередом и поплевывает на твои мольбы.

      Жизнь. Идет. Проходит.

      – Фудо-сан! – позвал Сэки Осаму. – Будьте любезны!

      Архивариус вышел из рядов. Лицо Фудо было воплощением скорби. Медленным шагом он приблизился к старшему дознавателю, отвесил поклон и сдернул полотно с ноши господина Сэки.

      Одежда? Да, одежда. Белая?

      Нет, синяя!

      И гербы знакомые, нашей службы. Только на гербах, украшающих кимоно, в которое я облачен, карп с драконом двигаются в одну сторону, а на том кимоно, что в руках начальства – в другую. Если надеть, пожалуй, никто и не обратит внимания. Горожане точно не обратят: мало ли кто куда плывет, кто куда летит? Карп и дракон, дракон и карп – в чем разница-то?

      – Рэйден-сан! – у голоса старшего дознавателя выросли пальцы. Взяли меня за шкирку, встряхнули, прервали лихорадочные размышления. – О чем это, позвольте спросить, вы задумались, когда я с вами разговариваю? О чашке горячего саке?

      Я втянул голову в плечи. Покончить с собой можно и в синей одежде.

      – Слушайте, – продолжил господин Сэки знакомым, хвала