Секта. Невероятная история девушки, сбежавшей из секс-культа. Бекси Кэмерон

этот постер к их концерту; на нем изображена женская грудь, разорванная и обнажающая черное сердце, сплетенное из спутанных сорняков. Черные и толстые, они душат друг друга. Сейчас мои работы нервируют меня. Я тянусь рукой к собственному сердцу; чувствую, как оно сжимается.

      Ты встревожена, говорю я себе.

      Монитор моего ноутбука мигает. Свечение озаряет комнату. Я чувствую искушение сесть за работу – «опередить день» – но знаю, что это не поможет.

      Я открываю на компьютере папку под названием «Ночные записи». Мой самый новый способ убить время посреди ночи – записывать истории из детства. Мне хочется, чтобы они были мрачными, комедийными, закрученными. «Так много отвратного дерьма случилось, когда мы были маленькими, – смеясь, говорю я друзьям, – из этого мог бы получиться отличный комедийный сериал». Иногда я вбрасываю короткий анекдот из детства в ночь в пабе. Что-нибудь легкомысленное, что можно услышать и забыть, что-нибудь откровенно смешное. Ничего, что заставило бы нас углубиться во что-то более темное. Потому что, когда нечто закончилось, ты можешь над этим посмеяться, увидеть забавное в том, что было когда-то мрачным. Правда?

      Если честно, мне жаль детей, с которыми я росла, тех, кто постоянно хнычет о том, что с ними случилось. Хнычет от грусти, боли, дерьма – всего того, через что мы прошли. Да, мы прошли через это, и сейчас оно позади. Я горжусь тем, что меня это не касается, презираю знакомых, которые все еще не смогли выбраться из трясины культа.

      Оставьте. Это. Уже. Вы теперь на свободе, живите своей жизнью.

      Я смотрю на мои файлы. Я до сих пор не закончила ни одну историю. Обычно застреваю на первой же странице. Но писательство ведь так и устроено, да?

      Может, дело в компьютере. Может, стоит писать от руки.

      Я иду в кухню за блокнотом. Там полно следов нашего образа жизни: мусорка, забитая бутылками из-под алкоголя, пепельницы в сушилке для посуды, таблетки обезболивающего, разложенные на стойке, как у некоторых людей лежит печенье. Пачка ментоловых сигарет смотрит на меня провоцирующе. «Ментол – для мелюзги», – говорит Рокси. Я испытываю искушение закурить.

      Нравится ли какой-то части меня мысль о том, чтобы сидеть в темноте в ночи с сигаретой, свисающей изо рта, пытаясь писать?

      Так мучительно, качаю я головой.

      Я открываю блокнот на списке идей: «Беверли – смешная история о проституции», «Джоэль и Джон – сопли во время молитвы», «Похищение соседских игрушек, после того как соседей убили вооруженные рейдеры» и затем, под всем этим, слова: «Мой «гардиан».

      Мой «гардиан», мой хранитель. Я рассказывала эту историю несколько раз тем из моих друзей, кто знает чуть больше остальных о моем прошлом – настоящем прошлом, из которого эти истории пришли.

      Мой «гардиан» полностью изменил траекторию моей жизни, когда я была ребенком. Знаменательная, важная вещь. Сколько я себя помню, я боготворила этого человека и то, как всего одним вопросом он перевернул мою душу. Мне было десять лет. Он показал мне,