Очерки здравомыслящего человека о глупости мироустройства. Мамкина Конина

«Дура! Я здесь нахожусь на грани жизни и смерти. Впитывайте знания, покуда жив», – вопила древняя часть меня. Они могли стать последними, кого я увижу.

      Я засунул ладони под рубашку и прислонил их к рёбрам. Это подействовало, и я едва не заплакал от осознания: у меня появился шанс. Нужно было только добраться до посёлка. Там мне точно помогут. Я назову свой адрес и потеряю сознание на руках неравнодушных граждан. Жена узнает о моей смерти по телефону.

      Проблема была в том, что я не смог бы вспомнить сейчас даже своё имя. Единственное, что я знал: за следующим поворотом будет остановка, затем голова курицы, дорожный знак, разрубленный собачий туп и путь в гору, на котором будет только одна огороженная остановка.

      Я прошёл мимо трупа пса, снова отогрелся на остановке, и вышел на просёлочную дорогу, защищённую от ветра деревьями. Я облегчённо вздохнул, и тут мне стало по-настоящему страшно: мозг, последние два часа функционировавший у последней черты, медленно начинал приходить в себя. Меня забила крупная дрожь.

      Я пару раз слышал об альпинисте в зелёных ботинках, но никогда не вставал ни на одну из сторон в дискуссии об этичности использования тел в качестве дорожных отметок. Может, это слегка необычно, но, в конце концов, Земля была усыпана трупами и состояла из них чуть менее, чем полностью. Планета давно стала кладбище жизни, а не её колыбелью.

      Как атеист я никогда не видел большой разницы между человеком и животным. Но в тот момент обоих я мог прировнять разве что к камню. Они стали для в лучшем случае ориентирами, в стандартном – декорациями. Я дошёл до состояния полного и абсолютного цинизма. Никогда до и никогда после я так болезненно не ощущал себя рептилией. У меня не было ни личности, ни эмоций, только глухая жажда жизни и пустые блестящие глаза.

      Эту последнюю часть своего путешествия я не помню совсем.

      – Ну что, как погулял? – насмешливо спросила она и даже не обернулась, когда в замке прокрутился ключ.

      Я ничего не ответил, только швырнул рюкзак в угол и поплёлся в спальню. Сил на то, чтобы раздеться или нажать на выключатель у меня не осталось, и я рухнул на кровать. Только когда на тело опустилось одеяло, я ощутил настоящий, нестерпимый холод. Я лежал и трясся, стараясь не думать о произошедшем, представляя, что ничего не было.

      Минут через десять голос телевизионного диктора смолк. Я зажмурился, и сквозь сомкнутые веки наблюдал, как она, вздыхая, подходит всё ближе и тёплой ладонью касается моего лба.

      Я втянул ртом воздух, с трудом подавляя желание заплакать. Всё то время, пока я боролся со стихией, она сидела на тёплой кухне и пила кофе. Она предпочла остаться дома и никогда не узнает о том, до какого состояния может докатиться человек. До сих пор не понимаю, стоит ли мне ей завидовать или же жалеть.

      Она выключила свет, накрыла моё бренное тело пледом из гостиной, снова вернув его в мир людей. Тогда я не подозревал, как долго буду восстанавливаться и снова привыкать к тепличным