Моряк – не профессия, это образ жизни. Владимир Васильевич Самохин

иваются огромные черные тараканы, но на них никто не обращает внимание. Комендантский час до шести утра. Из бара через проем ворот видна темная пустынная улица. Невдалеке мерцают огни морского порта.

      За столиком два русских моряка перекидываются фразами вполголоса.

      – Сколько там уже?

      – Около часа.

      – Конкретно попали…. До шести утра еще как медному котелку. Та, с косичками и серьгой в ухе, хочешь договорюсь? Смотри, какая курносенькая!

      – Это товар для индусов и малозийцев. Неее, я столько не выпью.

      Из угла назойливо орет нажравшийся кабанчик со свинячими глазками.

      – Та то ж Зынкины колхо́о́ты булы.– и тряся внушительной складкой на шее. – Га-Га-Га.

      – Что за мангурты мне по ушам ездят?

      – Рыбаки, не то из Мариуполя, не то из …? Ждут очереди в док. Меня эта мова тоже напрягает. Хотят казаться хозяевами жизни, ну хоть в чем-то.

      – Если кубинский наряд не заглянет, я усну в салате.

      – А, у меня вискарь уже плавает вот здесь.

      – Пиво с хинином, завтра башка будет шире плеч.

      – Зато ипритные мухи на нас дохнут.

      – «Мама Роза», стервь, точно рассчитала, разогнать таксистов в десять и получить на всю ночь клиентов. Головаааа! Так, что жрать нам здесь ханку не пережрать.

      К бару подъезжает патрульный джип. Встал метрах в двадцати и фарами слепит прямо в створку ворот. Один из посетителей, немолодой, лет пятидесяти поджарый загорелый мужчина, роста выше среднего, по виду испанец, выходит из ворот и направляется к машине.

      Из нее выходят двое негров в военно-полевой форме Анголы, лица размалеваны национальным орнаментом. В полной экипировке военного времени.

      – Это не полиция и не кубинцы. Смотри, экипированы до пупа – хрень какая то.

      – Ну, и везде наши «калаши».

      – Полиция обычно в касках, а эти в беретах.

      Мужчина с полицией о чем-то перекинулись фразами, неожиданно один из патрульных громко завопил на своем наречии, а второй деревянным прикладом автомата ударил мужчину в грудь.

      Уже на земле оба патрульных начали жестоко избивать лежавшего прикладами и пинками.

      Посетители бара застыли в недоумении.

      – Они же его тупо убивают!

      – Ни себе чего! О, о, ты глянь! Ё!.....Ё!

      – Ага, и целят по голове!

      Избиение остановил пронзительный, прерывистый свист.

      Оба патрульных остановились и уперлись глазами в ворота бара. Из них медленно вышел молодой человек, лет тридцати, высокий, правильного, плотного телосложения.

      – Эээ, камарадо? Стоп-стоп, май фрэнд.

      Один из патрульных приблизился к молодому человеку, остановился метрах в трех, презрительно и зло глядя на него глазами гиены.

      – Португезе?

      – Но-но-но, ай эм рашен симен.

      Патрульный вскинул автомат и дал длинную очередь поверх головы молодого человека.

      Клиенты бара, сбивая столы и стулья, кинулись разбегаться. Кто упал там, где сидел, закрыв голову руками.

      Молодой человек от неожиданности только присел, несколько наклонив голову вправо, но быстро оправившись, вновь встал во весь рост и медленно поднял руки до уровня груди, но очень близко к центру груди. Непонятно, толи это стойка бойца или руки вверх.

      Понимая, что английский ими будет не понятен, перешел на «птичий» язык.

      – Ё уомо иль марэ. Руссиан марэ.

      Патрульный подошел почти вплотную, орет на своем непонятном языке и дулом автомата, из которого еще струится дым, показывает встать на колени.

      Молодой человек медленно опустился.

      – Ай эм доктор. Росса кроче, доктор, руссиан доктор росса кроче.

      Тот, держа дуло автомата перед его носом, жестко наотмашь справа нанес удар в голову прикладом.

      Молодой человек, с вырвавшемся воплем отлетел в сторону. Затем, держась за голову обеими руками, медленно перевернулся и нашел в себе силы встать на колени. Из рассеченной щеки и лба хлынула кровь и залила его лицо и рубашку.

      Удар в грудь прикладом его вновь сбил на грязную землю. Посыпались удары прикладами и грубыми армейскими ботинками.

      Он, как только возможно уварачивался, стараясь катиться по земле ближе к воротам бара, выкрикивая путаные фразы.

      – Ай хэв мани! Мани ченч, доллар ченч. Португезе ченч.

      Патрульные остановились, молодой человек, скуля от боли, встал на одно колено и, боясь вынуть бумажник, пальцем указал на карман легкой куртки.

      – Мани, ченч ин партугезе. Уомо португезе морто, то есть морито.

      Патрульный выхватил бумажник из внутреннего кармана, вынул из него купюры и выбросил его. Оба посчитали содержимое. Затем один из патрульных, тыча дулом автомата в лицо, а другой, держа купюры, начал орать