Канал имени Москвы. Аноним

этой глухой чуждой тишине родились свои собственные звуки: смешки, перешёптывания, хохот. По лицам всех, кого смог увидеть Фёдор, он понял, что они тоже слышат это. Только реагируют по-разному: кто-то сидел, опустив весло, с завороженной счастливой улыбкой; у кого-то, напротив, на лице отразился ужас. Но звали-то его, и для него, Фёдора, нет ничего зловещего в этих звуках. Они сулят, таят в себе какое-то обещание, на которое юноша должен лишь откликнуться; что-то, о чём Фёдор всегда знал или догадывался, о чём-то там, под тёмной водой…

      – Фёдор!

      Кальян вдруг крепко ухватил его за локоть, и юноша непонимающе уставился на здоровяка, лишь потом сообразив, что уже наполовину вывалился из лодки.

      – Т-с-с, – с нажимом произнёс Матвей, возвращая юношу на место.

      И тут же в зове появилось что-то гневное, быстро сменившееся на колючий хохот.

      – Голоса канала, – хрипло проговорил человек у руля. – Плохо. Нельзя стоять. Мы притягиваем их. Надо двигаться.

      Теперь с таким же недоумением Фёдор уставился на рулевого, а тот неожиданно визгливо заорал на юношу:

      – Скорее! Чего смотришь? Отвязывай канат.

      – Заткнись, – сказал ему Кальян спокойным твёрдым голосом.

      И рот рулевого почти комично захлопнулся. Хотя отсвет подозрительности и недавнего ужаса ещё тлел в его глазах.

      – Прости, друг, но сейчас лучше вести себя тихо, – добавил Кальян.

      Наверное, при других обстоятельствах это действительно выглядело бы комичным, и Матвей с удовольствием бы посмеялся, да только здоровяк знал, что сейчас произошло. Вот уже и Фёдор, и гораздо более бывалый рулевой захлопали глазами, глядя друг на друга, словно обволакивающее их ватное марево начало наконец рассеиваться, нехотя унося с собой чуждые и, теперь уже очевидно, лживые звуки.

      – Ничего, Тео, – Кальян ободряюще похлопал приятеля по плечу, – со всеми бывает в первый раз.

      – Это что, из-за меня? – промямлил юноша.

      – Вовсе нет. – Здоровяк усмехнулся, окинул лодку взглядом, чуть задержавшись на человеке у руля. – Я говорил не только о тебе. Полагаю, что здесь мало кто ходил после заката. Он хороший рулевой, но ночью канал сводит с ума.

      Зябкая рябь пробежала по поверхности воды, погас где-то смешок, и словно напоследок холодок обдул лица.

      – И… что же, – Фёдор попробовал усмехнуться, с трудом подавляя предательскую нотку истерики, – к этому можно привыкнуть?

      – Нет, – улыбнулся здоровяк. Фёдор с облегчением убедился, что и рулевой, и все остальные приходят в норму, – но с этим можно справиться.

      И в эту же минуту с громким тяжёлым звуком включили свет.

      – Ну, вот и хорошо, – кивнул Кальян, а потом, бросив взгляд на противоположную стенку, как-то тоскливо добавил: – Это всё только цветочки.

      Сегментный затвор в верхней голове шлюза медленно опустился, образуя в створке двухметровую щель, и в неё тут же устремилась вода Московского моря, вспениваясь гейзерами. Свет, хоть и электрический,