Канал имени Москвы. Аноним

самый безопасный шлюз на канале, – почему-то сказал Кальян. – Наш домашний, как говорится.

      – Верно, – согласился Хардов. – Пойдём. Введу тебя в курс дела по дороге. Лодка на самом краю, дальний причал.

      Потом гид обернулся к Фёдору:

      – Ты ещё здесь?

      – Я только… это не вопрос, – залепетал Фёдор. – Вы не местный и, может, не знаете – там охрана на шлюзе. И перед входом в канал, у памятника. Иногда её и на ночь не снимают.

      – Сегодня ночью там не будет охраны, – спокойно сказал их новый работодатель, и что-то ледяное промелькнуло в его голосе. – Полагаю, сегодня на воде вообще никого не будет.

      – Это точно, – согласился Матвей и зябко передёрнул плечами.

      А гид бросил быстрый взгляд на чёткую половинку диска луны, вставшей над рекой. И тяжело вздохнул.

      – Найдётся охрана и посерьёзней… – он чуть болезненно поморщился, – но людей там не будет.

      – Почему? – упавшим голосом поинтересовался Фёдор. Затем он вспомнил о своём обещании не задавать вопросов и отчего-то виновато посмотрел на Кальяна.

      Гид тоже посмотрел на Кальяна.

      – Потому что… – Хардов кашлянул и произнёс ровным голосом: – Потому что сегодня появляется Второй.

      Глава 3

      Шлюз № 1. Ворота открыты

      1

      Ти-ти-ти, та-а, та-а,

      Ти-ти-ти, та-а, та-а…

      Павел Прокофьевич Щедрин уже собирался отойти ко сну, когда услышал стук в окно. Сердце старого учёного моментально забилось сильней.

      – Что же это? – прошептал он, вслушавшись в звук ночи. – Как же?..

      Старик даже вылез из-под одеяла, впихивая ноги в мягкие домашние тапочки. Он так долго ждал и одновременно боялся этого момента, что могло и показаться, могло… Стук повторился. Лицо профессора застыло. Ошибки не было. Три коротких удара и два длинных: ти-ти-ти, та-а, та-а. Ти-ти-ти, та-а, та-а.

      – Мунир, – сипло проговорил Щедрин.

      Он сразу как-то суетливо вскочил с кровати, хватаясь за давно приготовленный баул с необходимыми вещами. Всё, как говорил ему Хардов, но Щедрин не сделал и нескольких шагов, а потом тяжело осел на стул, и плечи его поникли.

      – Ну, вот и всё, – с болью выдохнул он. – Девочка моя…

      Однако когда спустя пару минут он постучал в комнату дочери, на его лице читалась не вполне уместная попытка нарисовать радость и бодрую сосредоточенность.

      – Да, пап, – послышалось из-за двери. – Заходи, я не сплю.

      Щедрин осторожно отворил дверь. Дочь сидела к нему спиной и опять что-то писала. У профессора сжалось сердце, и как он ни пытался приглушить эту тёмную, глухую и отчаянную мысль, она всё же выскочила, как чёртик из табакерки: «А ведь такой вот я её больше никогда не увижу». Однако старый учёный постарался, чтобы его голос не выказывал волнения, а звучал по-деловому буднично.

      – Ева, – сказал Щедрин, – он прислал ворона.

      Плечи девушки вздрогнули. Она отложила перо в сторону и обернулась к отцу.

      – Пора, – улыбнулся Павел Прокофьевич, но в последний момент