Темные машины. Андрей Дашков

в своем уме.

      – Конечно, – ухмыльнулся Хайнц. – А еще немой, безрукий, хромает на обе ноги. Как мне надоели эти сказочки, – он посмотрел на солдат, будто ожидая сочувствия. Те из вежливости заржали. Они тоже не раз слышали эти сказочки. Комендант разглядывал окрестности с видом человека, который по счастливой случайности не имеет к происходящему ни малейшего отношения. – Зови его сюда, деревня. Мы сами определим, достаточно ли у него мозгов, чтобы служить республике. И заткни свою бабу.

      Старик только сейчас понял, что жена по-прежнему тихо плачет, подвывая. Это действовало бы на нервы, если бы они у него остались. Но он давно казался себе чем-то вроде старого матраса, набитого гнилой соломой, – матрасом, который безропотно впитает что угодно: пот, слезы, кровь, мочу… Он не всегда был таким. Беспозвоночным его сделала Ноябрьская резня сорок третьего года, когда он за одну ночь лишился родителей и младенца-первенца.

      Чтобы разом убить двух зайцев, он подошел к жене и попросил ее привести сына. А сам заглянул в дом – узнать, как там дочка. Во всяком случае, он думал, что для этого. Ведь он вряд ли просто хотел сбежать от того, что будет дальше.

      Девочка лежала на своем привычном месте, возле печи, которую когда-то сложил человек, работавший за еду. Еще он пытался убить хозяев – но это давняя история; хватало и того, что угрожало им сейчас. Старик присел рядом с дочерью и погладил ее кривые тощие ножки. Она с трудом передвигалась самостоятельно, и брат таскал ее туда-сюда, словно мул… но что будет теперь?

      – Хочешь попрощаться с Большим?

      Кличку придумала девочка, и она приросла намертво. Даже мать звала сына не иначе.

      Дочка насупилась:

      – Зачем? Он все равно не поймет.

      Когда-то старик сказал бы на это, что некоторые вещи мы делаем для себя, чтобы хоть немного утешить больную совесть, но с тех пор многое изменилось. Теперь мало кто мог позволить себе такую роскошь как совесть, неважно, больную или здоровую. Старик не мог позволить себе даже спокойный сон по ночам – в отличие, между прочим, от дочери, которая спала на удивление хорошо.

      – Тогда сиди тихо.

      Излишнее предупреждение: девочка была тихой, как стоячая вода. И все-таки он не хотел, чтобы солдаты ее изнасиловали. Рано или поздно это, конечно, случится… но пусть не сегодня.

      Глава вторая

      Он вышел из дома, пока его не хватились. Большой уже торчал перед офицерами. К счастью, без колуна в руках. Но все равно терьеры сделали на него стойку. Жена плакала, но хотя бы не выла.

      – Так-так-так, – цедил Хайнц, оглядывая парня с явным неодобрением. Похоже, он не одобрял любого человека выше себя ростом. Значит, ему выпало ненавидеть весь род людской – вернее, то, что от него осталось, – за исключением детей и лилипутов. Но старик сомневался, что недомерок любит хотя бы этих. – Говорят, ты плохо соображаешь?

      Большой смотрел на псов и улыбался. Из уголка рта тонкой струйкой стекала слюна. Ему явно нравились собачки. Старик подумал, что у сына