Великий поход. Александр Константинович Белов

ближе. – Может быть, ты хочешь есть?

      Дадхъянч неторопливо поднялся. Он хотел есть, но принял бы от людей только миску молока. Принял бы, но сам просить не стал. Просить ему не позволяло достоинство брахмана. Люди расступились, и молодому риши нашлось место у огня.

      – Куда ведёт тебя твой путь? – спросила вайша, разглядев на груди странника татуированный трилистник тритсов и наливая Дадхъянчу молоко.

      – К святилищу Агни.

      – Два дня пути отсюда.

      – Да, я знаю.

      Никто больше не обращал внимания на молодого риши. Люди тихо переговаривались, не сводя глаз с огня.

      – Возьми лепёшку, – сказала какая-то девушка, глядя, как Дадхъянч потягивает молоко.

      – Я их не ем.

      – Ты, должно быть, не знаешь, что такое голод.

      – Не знаю, – подтвердил Дадхъянч, – потому что у меня есть руки и голова. А большего и не требуется, чтобы не знать, что такое голод. Кто-то из вайшей усмехнулся:

      – Это когда дело касается тебя одного. А вот когда нужно кормить семью и не уродились травы, и начался падёж скотины, тут одних рук мало.

      – Я же сказал, что есть ещё голова, – уточнил риши.

      – Что от неё толку.

      – Ну это смотря от какой.

      Скотнику не очень понравился ответ молодого человека. Вайша что-то грубо буркнул себе поднос.

      – Молодость всегда имеет на всё ответы, – вздохнула женщина, угостившая риши молоком.

      – Да, особенно когда их давно уже растеряла зрелость, – сердито договорил Дадхъянч.

      – Послушай, парень, – вступил в разговор ещё один вайша, – мы не знаем, кто ты. На твоём плече, я смотрю, вырезан трилистник, но тритсы никогда не платили злословием за добро. Может, ты шудра приблудный, создающий себе родство чужой татуировкой?

      Воцарилась недобрая тишина. Дадхъянч вдруг почувствовал прилив силы. Той, что заставляет терять голову. Риши опустил взгляд на свою миску и вдруг выплеснул остатки молока в лицо обидчику.

      Вайша точно ждал чего-то такого. Он вскочил и бросился на молодого наглеца. Дадхъянчу приходилось уклоняться и от более цапких когтей. Молодой тритс перевернулся через голову и, вскочив на ноги, уже держал в руке пылающую головню. Сунувшийся к нему с кулаками сходу получил огня в бороду. Вайша завопил и бросился к ручью. Все другие, обступившие нарушителя спокойствия, были уже единодушны в своей решимости наказать бродягу. Они сжимали кольцо вокруг него, потрясая кулаками и расчётливо подбираясь к Дадхъянчу поближе. Сдерживал скотников только факел, мелькающий у строптивца в руках. Он это понял. Прочитал по их взглядам. Прочитал сдержанный страх в решимости нападать. Они не ошиблись. Они вынудили Дадхъянча на безрассудство. Где-то на грани рассудка и брызнувших через край эмоций Дадхъянч споткнулся. Поняв это и ещё пытаясь предотвратить беду, кто-то крикнул:

      – Убирайся отсюда!

      – Убирайся прочь! – поддержали остальные, уже понимая, что лучше было бы решить всё миром. В этой ситуации.

      Поздно.