Собор у моря. Ильдефонсо Фальконес

к своему брату Женису. – А ты не плакал, когда упал с лошади по его вине, – соврала она.

      Жозеф и Женис сначала никак не отреагировали на ее слова, но потом стали насмехаться над Арнау.

      – Плачь, детка, – бросил один.

      – Да, плачь, детка, – повторил другой.

      Арнау видел, как они показывали на него пальцем и смеялись.

      Но у него не было сил остановиться! Слезы катились у него по щекам, а грудь вздымалась от всхлипываний. Протягивая руки, Арнау снова и снова показывал веревку и карабин, в том числе и рабам.

      – Вместо того чтобы реветь, ты должен был бы попросить прощения за свою небрежность, – строго произнесла баронесса, поворачиваясь к своим приемным детям.

      На ее губах появилась злорадная улыбка.

      Прощение?

      Арнау вопросительно посмотрел на отца.

      За что?

      Бернат не сводил с баронессы пристального взгляда. Маргарида продолжала показывать пальцем на Арнау и шушукалась со своими братьями.

      – Нет, – запротестовал Арнау. – Мне не за что просить прощения. Упряжь была в порядке, – добавил он, кладя веревку и мушкетон на землю.

      Баронесса вновь принялась размахивать руками, но остановилась, когда Бернат вдруг решительно шагнул ей навстречу. Жезус схватил его за руку.

      – Не забывайся, она из знати, – шепнул он ему на ухо.

      Арнау с тоской посмотрел на всех, кто стоял у конюшен, и побрел прочь.

      – Нет! – закричала Изабель, когда Грау, узнав о случившемся, решил расстаться с отцом и сыном. – Я хочу, чтобы Эстаньол остался здесь и работал на твоих детей. Я хочу, чтобы он все время помнил, что мы еще не решили, прощать его сына или нет. Я хочу, чтобы этот ребенок при всех попросил прощения у твоих детей! А если ты их выгонишь, я никогда этого не добьюсь. Сообщи ему, что Арнау не сможет приступить к работе, пока не попросит прощения!.. – Изабель кричала и яростно жестикулировала. – Скажи Бернату, что до тех пор, пока его сын не извинится, он будет получать только половину платы. И предупреди его, что, если он будет искать работу в другом месте, мы сообщим всей Барселоне о случившемся и ему никогда не удастся найти себе место. Я желаю услышать извинения! – требовала она в истерике.

      «Сообщим всей Барселоне…»

      Грау почувствовал, как мурашки побежали по его телу. Столько лет он пытался скрывать своего зятя, и теперь… теперь его жена хотела, чтобы вся Барселона узнала о его существовании!

      – Прошу тебя, будь благоразумной, – только и сказал он.

      Ничего другого ему в голову не пришло.

      Изабель посмотрела на мужа налитыми кровью глазами:

      – Я хочу размазать их по земле!

      Грау собирался что-то ответить, но внезапно замолчал, поджав губы.

      – Благоразумие, Изабель, благоразумие, – сдержанно произнес он после паузы.

      И все-таки Грау уступил требованиям капризной супруги. Гиамоны уже не было в живых. И потом – в его семье не было родинок, всех их знали как Пучей, а не как Эстаньолов!

      Когда Грау вышел из конюшен, Бернат услышал