Умереть на сцене. Ирина Комарова

узнать не можете… Если на то пошло, логичнее поставить камеру в вашем кабинете, а потом просмотреть запись.

      – Ну конечно же! Конечно, это же самое простое решение! Камеру в кабинет, и уже завтра я буду знать… это же не сложно? У вас ведь есть камера? А когда вы сможете ее поставить?

      – Да хоть сейчас. Гоша?

      – Может, лучше Рита? Меня в театре могут узнать, Андрей Борисович, как я понял, не хочет афишировать…

      – Да-да, совершенно не хочу! Конечно, Георгий Александрович, я вас всегда рад видеть, но ведь надо будет как-то объяснить… А Рита, наверное, сможет прийти ко мне в качестве… ну, например…

      – В качестве журналистки, – подсказал шеф. – Рита, что скажешь?

      – Самый удобный вариант, – согласилась я и объяснила Рестаеву: – Я внештатный корреспондент газеты «Вечерний бульвар».

      – Прекрасно! Только давайте не сегодня, сегодня у нас с Феликсом… Феликс Семенович, директор наш, и мы с ним сегодня с министром культуры встречаемся. Феликс будет деньги клянчить, – Андрей Борисович криво улыбнулся, – а я группа поддержки. Так что давайте договоримся на завтра, приходите часов в десять в театр. Мы сейчас репетируем «Горе от ума», сделаете вид, что хотите взять у меня интервью! Вы ведь сумеете сделать вид, что вам интересно?

      – Мне даже вид делать не придется, – заверила я.

      – Вот и прекрасно, вот и договорились!

      – Тогда сейчас подпишем договор…

      Мы с Гошей дисциплинированно поднялись и вышли из кабинета. Договор «наше все» всегда подписывает один на один с клиентом.

      – Пять минут, не больше, – предположила я. – Прочтет договор и без лишних вопросов подпишет.

      – Две, – возразила Нина. – Там текста одна страничка, и вряд ли он будет так уж внимательно вчитываться. Проглядит и подпишет.

      – Тридцать секунд, – сказал свое веское слово Гоша. – А то и меньше. Он вообще не станет читать, подмахнет не глядя. Не может же он оскорбить порядочных людей недоверием.

      – Ты действительно считаешь, что… – Я не договорила, потому что дверь кабинета открылась, и вышел Рестаев.

      – Всего хорошего, – вежливо поклонился он.

      – Всего хорошего, – нестройным хором ответили мы.

      – Жду вас завтра утром. – Теперь Рестаев обратился персонально ко мне. – Я предупрежу вахтера.

      – Я буду вовремя. – Легкий книксен, который я автоматически сделала, выглядел нелепо: джинсы не та одежда, которая уместна для реверанса, но Рестаеву, похоже, понравилось. Я дождалась, пока дверь за ним закроется, и только тогда обернулась к Гоше: – Странный человек. Он действительно такой?

      – Какой – такой?

      – Ну, такой… не от мира сего?

      – Почему сразу «не от мира сего»? Просто у него свой взгляд на жизнь. – Напарник развернул меня в сторону кабинета шефа и легким шлепком придал «ускорение в заданном направлении».

      Я послушно вернулась на мягкий стул справа от Александра Сергеевича. Гоша присел рядом, а Ниночка привычно встала в дверях, привалившись к косяку и постукивая