Умереть на сцене. Ирина Комарова

в виду сотовый, – немного растерялась я. – Вам ведь на сотовый звонили?

      – Я не держу сотового, – еще более обиженно произнес он. – У меня нет времени постоянно отвечать на глупые звонки.

      – А-а… а как же? Как же вам звонили?

      Рестаев одарил меня таким взглядом, что не осталось сомнений – если здесь кто и «тормозит», то это я.

      – Неужели непонятно? – с видом великомученика продолжил он. – Я принципиально не пользуюсь всеми этими новомодными гадостями, и мобильным телефоном в том числе. У меня есть домашний телефон, и этого вполне достаточно. Все, кто со мной общаются, знают, что примерно с двух до пяти я дома. Кто хочет со мной связаться, звонит в это время.

      – А, значит, вам звонили на домашний телефон, – зачем-то уточнила я очевидное. И добавила: – Причем звонил человек, которому известны ваши привычки.

      – Ему многое обо мне известно. – Теперь в голосе режиссера явственно слышалась горечь. – Судя по тому, что он говорит… или она? Хотя, наверное, все-таки мужчина, потому что выражения такие… не представляю, чтобы женщина позволяла себе такие вульгарные обороты.

      – А на домашнем телефоне определителя номера, насколько я понял, у вас нет, – без особой надежды поинтересовался Александр Сергеевич.

      – Я консерватор, – гордо откликнулся Андрей Борисович. – У меня аппарат старого образца, даже не кнопочный, а дисковый. Не думаю, чтобы к нему можно было подключить нечто подобное.

      – Подключить-то, положим, можно… – пробормотал Гоша. – Но это половина дела.

      – Почему? Ведь, если вы узнаете номер телефона, то сможете сказать, кто его владелец! Для вас это не сложно, правда? На самом деле у меня даже есть некоторые предположения: один господин, например, из министерства культуры… у нас с ним отношения не сложились. И еще с телевидения дама, абсолютно бесцеремонная особа. Хотя трудно себе представить, что даже они способны на такую гнусность.

      – Скорее, это кто-то из более ближнего круга, – качнул головой шеф. – Из театра.

      – Как это – из театра? – опешил Рестаев. – Да вы что? Да мы же… это ведь, как семья, как родственники близкие…

      – Вот и я о том же, – скучным голосом подтвердил Баринов. – В семье ведь всякое случается. Кстати, никого из родных своих вы, как я понял, не подозреваете. Нет, я не говорю, что это кто-то из них, – перебил он собравшегося было возмутиться режиссера. – Но учитывать такую возможность надо. Так что подумайте, пожалуйста.

      – Я отказываюсь даже обсуждать возможность того, что кто-то из близких мне людей может быть причастен к этому… к этой гадости!

      – Хорошо, не будем это обсуждать, – мирно согласился шеф. – А театр? У вас ведь и труппа не маленькая, и технический персонал. Возможно, вы кого-то обидели? Так бывает, случайно, ничего плохого не желая, и даже сами этого не заметили. А человек затаил зло. Я никого не обвиняю, просто прошу подумать, вспомнить, может, кто-то ведет себя неестественно… Когда это началось, неделю назад? Вы говорили, что было шесть звонков.

      – Нет, недели две