Не может быть!. Михаил Зощенко

это там-то и тогда-то.

      А я – человек любопытный. Я не удовлетворился сухими газетными строчками.

      Я побежал по адресу, нашел виновника происшествия, втерся к нему в доверие и попросил подробнее осветить всю эту историю.

      За бутылкой пива эта вся история была освещена.

      Читатель – существо недоверчивое. Подумает: до чего складно врет человек.

      А я не вру, читатель. Я и сейчас могу, читатель, посмотреть в ясные твои очи и сказать: «Не вру». И вообще я никогда не вру и писать стараюсь без выдумки. Фантазией я не отличаюсь. И не люблю поэтому растрачивать драгоценные свои жизненные соки на какую-то несуществующую выдумку. Я знаю, дорогой читатель, что жизнь много важнее литературы.

      Итак, извольте слушать почти святочный рассказ.

      «Дрова, – сказал мой собеседник, – дело драгоценное. Особенно когда снег выпадет да морозец ударит, так лучше дров ничего на свете не сыскать.

      Дрова даже можно на именины дарить.

      Лизавете Игнатьевне, золовке моей, я в день рождения подарил вязанку дров. А Петр Семеныч, супруг ейный, человек горячий и вспыльчивый, в конце вечеринки ударил меня, сукин сын, поленом по голове.

      – Это, – говорит, – не девятнадцатый год, чтобы дрова преподнесть.

      Но, несмотря на это, мнения своего насчет дров я не изменил. Дрова – дело драгоценное и святое.

      И даже когда проходишь по улице мимо, скажем, забора, а мороз пощипывает, то невольно похлопываешь по деревянному забору.

      А вор на дрова идет специальный. Карманник против него – мелкая социальная плотва.

      Дровяной вор – человек отчаянный. И враз его никогда на учет не возьмешь.

      А поймали мы вора случайно.

      Дрова были во дворе складены. И стали те общественные дрова пропадать. Каждый день три-четыре полена недочет. А с четвертого номера Серега Пестриков наибольше колбасится.

      – Караулить, – говорит, – братишки, требуется. Иначе, – говорит, – никаким каком вора не возьмешь.

      Согласился народ. Стали караулить. Караулим по очереди, а дрова пропадают.

      И проходит месяц. И заявляется ко мне племянник мой, Мишка Власов.

      – Я, – говорит, – дядя, как вам известно, состою в союзе химиков. И могу вам на родственных началах по пустяковой цене динамитный патрон всучить. А вы, – говорит, – заложите патрон в полено и ждите. Мы, – говорит, – петрозаводские, у себя в доме завсегда так делаем, и воры оттого пужаются и красть остерегаются. Средство, – говорит, – богатое.

      – Неси, – говорю, – курицын сын. Сегодня заложим.

      Приносит.

      Выдолбил я лодочку в полене, заложил патрон. Замуровал. И небрежно кинул полешко на дрова. И жду: что будет.

      Вечером произошел в доме взрыв.

      Народ смертельно испугался – думает черт знает что, а я-то знаю и племянник Мишка знает, в чем тут запятая. А запятая – патрон взорвался в четвертом номере, в печке у Сереги Пестрикова.

      Ничего я на это Сереге Пестрикову не сказал, только с грустью посмотрел на его подлое лицо, и на расстроенную квартиру, и на груды кирпича заместо печи, и на сломанные двери – и молча вышел.

      Жертв