Летучий корабль. Роман. Ольга Покровская

костюме, а сзади толкалось разноцветное сборище: женщины в деревенских платьях, мужчины в расхристанных костюмах и белых рубашках, прилизанные дети. Возглавлял толпу измученный баянист – он вяло растягивал черный мех и казался взмокшим от усилий, как мышь. Простонародная компания необычно контрастировала со своим элегантным вожатым, в котором друзья узнали Рыбакова.

      Тот, в свою очередь, заметил друзей и остановился. Толпа, которая влеклась следом за ним, встала, искательно изучая его путеводный затылок.

      – Гуляете? – спросил Рыбаков, переводя взгляд с Игоря на Павла, и обратно на Игоря. Расплывчатое желе переливалось в его глазах, и настороженному Павлу сделалось не по себе от этого смурного взгляда. – Я тоже гуляю. Моряки, – он кивнул головой на покорных сопровождающих. – Из Калуги. Юбилей празднуют – города не знают совсем. Смешно, что моряки – из Калуги, правда?

      Моряки замерли, колыхаясь всей ватагой и переминаясь с ноги на ногу. На их лицах читалось мучение свободных людей, попавших в переплет, и Павел, проникаясь сочувствием к родственным для него душам, увидел себя, сегодняшнего, со стороны – такого же нелепого и взъерошенного.

      – Почему ты сказал, что нет применения? – спросил Рыбаков у Игоря, наведя на адресата выпрямленный палец, словно дуло пистолета. Павла он не замечал. – Не жалко было твоего руководителя?

      – Нет, – сказал Игорь. – Он уже привык к кретинам.

      Рыбаков осклабился и оглянулся на притихшую свиту.

      – Гуляем? – претенциозный взмах рукой получился у него неубедительным. – Молодежь! Кто в меня верит – за мной!

      И он посеменил вниз по лестнице, а юбилейный сход, облегченно радуясь, что шествие продолжается, ринулся за ним. Игорь с неожиданным азартом сорвался с места.

      – Идешь? – бросил он Павлу.

      Павел остался и проводил недобрыми глазами пестрый людской хвост, который вильнул мимо метро, к дому Пашкова. Внутреннее неприятие удержало его от бездумного порыва. «Кто в меня верит». А я не верю. И верить не хочу.

      Он возвращался домой через город, который замолкал, проживая вечер обычного дня. Последние несколько лет, с тех пор как сменилась власть и убрались замшелые генеральные секретари, московская публика поражала Павла какой-то праздничностью, и он удивлялся этой свежей, бушующей во все четыре стороны света энергетике. Окружающие люди казались Павлу очень милыми, и ему мнилось, что душевное тепло разлито по городу, и это компенсировало ему грусть и неприятный осадок от чудного Игорева поступка.

      Фонари светились в листве загадочно. Лужи почти высохли – завтра ожидалась хорошая погода. Придя домой, Павел застал охриплую Анну Георгиевну с телефонной трубкой – она делилась с подругами успехами сына. В комнатушке Вадима Викторовича ревела трансляция футбольного матча. Отец в последнее время приходил поздно – Павел знал, что в основной программе