Александровскiе кадеты. Том 1. Ник Перумов

может ускользнуть.

      – Эй, мальчик! Да, да, ты. А ну поди сюда. Сюда поди, кому говорю! Ты чего это на нашу улицу явился да без билета?

      – Без какого ещё билета? – выдавил Федя.

      – Ой! – схватился за голову главарь. – У тебя билета, значится, нету? А как же без билета ходить, а? Беда! Как есть беда!

      Остальные мальчишки дружно загоготали.

      – Ну ничего. Мы тебе сейчас билетик-то выправим по всей форме…

      – Ну-ка, ну-ка, кудась это ты тут собрался на моей улице, а, Йоська?

      Городовой вырос словно из-под земли. Могучий, усатый, руки в бока, пшеничные усы грозно топорщатся, на груди сверкают начищенные значки и медали «за беспорочную службу».

      – Пал Михалыч! Ваше достоинство!.. – мигом обернулся поименованный Йоськой парень в алом. – Доброго вам здоровьичка, как службишка, как супружница?..

      Слова он выплёвывал глумливо, тоже избоченясь. Свита его, впрочем, притихла, прячась за спиной у главаря.

      – «Службишка»?! Сопли подбери да молоко на губах оботри, сосунок, – побагровел городовой. – А ну живо отсюда! Мотай, покуда в кутузке не оказался!

      – Да за что ж меня, сироту горемычную, в кутузку?! – возопил Йоська. – Прощения просим, коль обидел чем, Пал Михалыч! Вот и в мыслях не держал, ей-же-ей!

      – А коль не держал, – угрюмо сказал Пал Михалыч, – то руки в ноги и давай проваливай. Мне на моём участке происшествиев не надобно. Давай-давай, пока я добрый.

      – Да, Пал Михалыч, да как скажете! – Йоська дурашливо-низко поклонился. – Нешто ж мы супротив власти? Как нам, сиротам бедным, сказано, так делаем! Вишь, робяты, не пущают нас в чистые кварталы-то!

      – А ну, тараканья сыть, хорош болтать! – отчего-то совсем рассвирепел городовой. – Быстро отсюда!

      Он ловко выхватил из-за голенища казачью нагайку. Йоська извернулся ужом и почти увернулся, но именно что почти. Его хлестнуло по спине, он взвыл. Бросился наутёк, и следом вся его шайка, мигом исчезнувшая в зарослях вдоль железной дороги.

      – Ишь, крапивное семя, – зло прорычал полицейский. – Так и лезут из-за чугунки, так и смотрят, чего б стянуть!.. А мы отвечай!.. Сечь их всех, да как следует, чтобы знали!..

      Фёдор помалкивал и вообще очень старался сделаться невидимкой, словно в романе Уэллса.

      Городовой в последний раз всхрапнул, крякнул, утирая усы, и мрачно уставился на Федю.

      – А ты, барчук, шёл бы домой. Нечего тебе тут болтаться. Хорошо, что я рядом случился, а то б оставили тебя без копейки. Обтрясли б, аки яблоню.

      – У-у меня денег-то и нет совсем… – кое-как выдавил Федя.

      – Ещё того хуже. Избили б до потери сознания. Они ж даже не как уголовные, у тех какие-никакие, а понятия наличествуют. А этот со своими – шпана, одно слово!.. Ладно ещё свинчаткой отоварит, может и ножом пырнуть. Одно слово – Йоська Бешеный! Давно б следовало ему в колонию для малолетних отправляться – а лучше б в тюрьму! – да никак не уловим. Ловок, тараканья сыть!.. Ладно, барчук, ступай домой. Где живёшь-то, кстати?

      – Николаевская,